в ухо, но всё равно резанул по нему больно.
— Яков Маркович Фурман? Прошу, пройдёмте.
***
Стены кабинета имели неприятный оттенок потускневшего, запылённого белого: что-то вроде старого кафеля, хотя отделаны они были пластиком. Галогеновая лампа прямо над головой — подчёркнуто неживой цвет, она делала это место ещё более неуютным. Дверь за спиной, неудобная табуретка, небольшой квадратный стол.
На столе стояли две пиалы и блестящий термос, а также металлическая пепельница.
У человека под другую сторону стола было как будто такое же металлическое лицо. Сморщившееся и ничего не выражающее — даже на общем фоне азиатских лиц, в которых Фурману тяжело было читать эмоции. И на лице Василисы-то он не всегда их точно разбирал.
Вместе с тем, этот человек имел на удивление живые глаза. Старик в скучном тёмно-синем костюме, с ослабленной хваткой галстука. С желтоватым логотипом на заколке и желтоватыми зубами. У него был вид мудреца, смертельно уставшего от всего. Не самый приятный человек — но бессмысленный пограничник, что сидел тут прежде, был ещё хуже. Фурман прекрасно понимал, как мало значат пограничники, служащие номинальных властей НТР. Этот азиат — другое дело. Однозначно работает на Wei.
Интересно, что он совсем не напоминал китайца. Скорее… японец? Японцы тоже встречались в корпорации, как и корейцы. Но довольно редко.
— Яков Маркович, в вашем досье я вижу «свободный японский». Вам удобно будет говорить по-японски?
Яша молча кивнул.
Японец сделал то же самое — выразив удовлетворение. Он оттянул полу пиджака, пошарив в кармане за ней. Сначала извлёк оттуда пачку WeiTobacco и закурил. Переминая сигарету губами, выпуская неплотные облачка дыма, нашёл в кармане ещё и небольшую карточку.
Удостоверение легло на стол: японец прижал его к поверхности пальцем и подвинул к Фурману.
— Накамура Сайто. Служба Безопасности Wei Inc., как вы уже поняли.
Сегодня подобные удостоверения — на физическом носителе, стали каким-то атавизмом. Забавно, что господин Накамура предъявил именно его. Указанная в документе должность оказалась неожиданно высокой: к добру это или наоборот? Гадать бессмысленно. Яша прекрасно понимал, что от него в собственной судьбе уже ничего не зависит.
— Я буду говорить прямо. Мы можем потерять много времени на ложь и оправдания. Но вы, господин Фурман, неглупый человек. Убеждён: вы догадывались, что известная деятельность уже давно раскрыта корпорацией. Поэтому нет смысла делать вид, будто вы не понимаете, о чём я говорю. И я не стану делать вид, будто чего-то о вас не знаю. Согласитесь: это попытка выезда за пределы НТР была наивной. Полагаю, ваша наивность вызвана глубокими и сильными чувствами, а не глупостью.
Огонёк на конце сигареты в очередной раз вспыхнул: дым ненадолго заволок лицо Накамуры. Разговор о чувствах? Как странно вести его в мире, где чувства уже почти потеряли ценность — да ещё в таком кабинете.
— Чувства делают нас глупее. Это нормально: за всё нужно чем-то платить. Вы не должны винить себя. В какой-то степени, господин Фурман, я вам даже завидую.
— Что теперь будет? — другой вопрос Яше в голову не пришёл.
— С вами? Об этом мы и должны поговорить сейчас.
— Нет. С ней?
Накамура ответил не сразу: он позволил себе паузу на пару затяжек. Узкие глаза, полуприкрытые тяжёлыми веками, не отрывались от Яши. Тот тоже смотрел прямо: теперь уже не было смысла отводить взгляд.
— Господин Фурман, я хотел бы знать кое-что. Я читал ваш блог… мы очень внимательно читали его. Постарайтесь ответить честно: вы действительно верили в возможность тех изменений, о которых так хлёстко писали?
В ответ на такой вопрос Яша, наверное, охотно соврал бы и сам себе. Но не теперь: не японцу с живыми глазами на мёртвом лице. Правда требовала быть озвученной.
— Нет.
Пол Кэмп легко поверил бы своему чернильному голосу, полному гнева. Рауль Дюк — конечно же, нет. Так что всё правильно.
— Вы не солгали. Хорошо. Знаете, именно этим вы и заслужили, по меньшей мере, моё личное уважение. В моей культуре издревле ценят подобное поведение.
— Какое?..
— Я люблю одну старую книгу, которую и вы наверняка читали. Помните? «Добиваться победы следует, даже если ты обречён на поражение; для этого не нужны ни мудрость, ни техника». Вы никогда не думали о победе и поражении. Вы бесстрашно бросались навстречу, в конечном счёте, неизбежному. Это подкупает.
Конечно же, Яша никогда не думал о победе и поражении. Он вовсе не задумывал никакой борьбы: просто занимался творчеством. Писал то, чего не мог не написать. Это единственный способ сложить из букв нечто достойное. По крайней мере, после «смерти автора», в эпоху метамодерна. Вот она: та самая «новая искренность».
— Поправьте, если я ошибаюсь, господин Фурман… мне представляется, что этот блог не был сознательным выпадом. Конечно, он определённым образом вреден. Он провоцирует. Он вывел на улицы людей; многие из них оттуда домой уже не вернутся. И это, кстати, отчасти будет вашей виной.
О последнем Яша не раз задумывался. Наверное, в первую очередь он бежал из Владивостока именно от этой мысли, а не от чего-то другого.
— Но только отчасти, господин Фурман. Вы не говорили с людьми, участвующими сегодня в беспорядках. Вы говорили сами с собой, а им просто представилась возможность слушать. В конце концов, чем лично вас обидела корпорация? Превосходное образование, стабильная работа, заработок выше среднего, много заграничных командировок. Я бы поверил, что всё дело в госпоже Василисе Вонг, но… вы завели блог до знакомства с ней. Возможно, сами уже об этом не помните.
Голова была слишком переполнена волнениями и одновременно слишком опустошена ужасом происходящего, чтобы Яша сейчас мог точно вспомнить. Что-то смешалось в мыслях. До, после…
— Собственные одинокие грёзы о прошлом, которое не вернуть. И о будущем, которое всё равно не настанет. Чистый творческий эскапизм. В культуре гайдзинов есть метафора для этого: «замок из слоновой кости».
— Башня.
— Что?
— Башня. «Башня из слоновой кости». Так правильно.
— Благодарю. Хорошо, башня. Вы построили довольно высокую, признаю. Желаете кофе?..
Фурман кивнул, даже как-то неосознанно. Ему не хотелось кофе, но не хотелось и сидеть в неудобном оцепенении: нужно сделать хотя бы что-то. Накамура неспешно открутил крышку термоса и наполнил обе пиалы, пригубив собственную первым.
Яша едва
