Я вырвала руку. Как в подвале?
Смотрела на Турского и пыталась понять, насколько он говорит правду. Всем осознанием пыталась уцепиться за малейшие признаки лжи, но всполошенные сомнением сердце уже начало отравлять мысли. Не мог Скибинский так просто взять и отпустить меня, быстро поменяв позицию в отношении Лёши. Не в его правилах. Он был уверен, что я вернусь. Почему? Возможно, потому что не к кому будет пойти?
Голые стены волнообразно покачнулись, начав ссужаться вокруг меня в тесную барокамеру. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Грудная клетка сжалась до размеров горошины, спровоцировав нехватку воздуха.
— Да ладно, малыш, невелика потеря, — продолжил издеваться Олег, изобразив сострадание. Я и хотела ответить, но язык не слушался. Чувствовала давление со всех сторон и медленно умирала от мысли, что Гончарова и, правда, нет в живых.
Зажмурилась, неимоверным усилием воли прогоняя губительное состояние. «Держись, Влада, ему тебя не запугать. С Лёшкой всё хорошо. Его нельзя так просто убить. Есть Шамров, Варланов. Прислушайся к сердцу, что ты чувствуешь?».
— Я знаю, что он жив, — начала отступать к двери, тем самым давая понять, что не собираюсь тут оставаться.
— Не понял, куда это ты собралась? — рушил за мной, правда, не резко, а вполне себе спокойно, прекрасно зная, что никуда я не уйду. — Ты разве ещё не поняла? Отныне ты со мной.
Я посмотрела в его жестокие глаза, борясь с накатившей паникой.
— Меня будут искать.
Олег прицокнул языком и протяжно выдохнул, сокрушительно качнув головой.
— Никто тебя здесь не найдет. По крайней мере, в ближайшие дни. Хочешь, — наступал до тех пор, пока я не вжалась в дверь, — я поделюсь с тобой своими планами?
— Мне пофиг на твои планы. А знаешь почему?
Он насмешливо приподнял бровь, мол, давай, удивляй. Посмотрим, на что ты способна.
— Ты уже труп, — бросила ему в лицо, потеряв стойкость. У всего есть придел, та граница, когда ломаешься. Олег рассмеялся, тем самым ещё больше ввергая меня в отчаянье, в непроглядную безнадежность. Плевать он хотел на мои угрозы.
— Лёшка убьет тебя, понял?
— Это мы ещё посмотрим. Я бы на твоем месте учился быть вежливым с будущим мужем, иначе мне придется применить силу.
— Отпусти меня, прошу, — предприняла последнюю попытку достучаться.
— Всё, Влада, нагулялась. Я слишком долго ждал тебя.
— Ты рехнулся? Я не буду с тобой, — заорала, сорвавшись. Видимо, у меня никогда не было даже самого элементарного чувства самосохранения, потому что только смертник мог наброситься на врага с кулаками.
Меня в тот же миг грубо схватили и потащили на второй этаж. Все попытки вырваться, хоть как-то укусить, засадить коленкой в пах оказалась безрезультатными, особенно когда Олег позвал на помощь одного из своих громил. Тот в считанные секунды заломил мне руки и, перекинув пручающееся тело через плечо, легко взбежал по лестнице.
Оказавшись брошенной на огромную кровать, пружинисто вскочила на ноги, приготовившись защищаться. Вошедшего следом Олега лишь позабавила моя реакция. Черт, и под рукой ничего нет. Но против всех ожиданий он остался стоять в дверях, злобно зыркая на меня исподлобья.
— Советую пересмотреть свое поведение, — сказал с ухмылкой. — Мне бы не хотелось портить твою красоту. Но если ты хотя бы ещё раз взбрыкнешь или попытаешься сбежать, проявив непослушание — мне без разницы, как я буду трахать тебя: сам или в присутствии своих людей. Я ясно выражаюсь?
У меня на затылке зашевелились волосы. Мразь. И он ещё надеется на мое согласие?
— Я не слышу?!
— Ясно, — прошептала, обхватив руками коленки.
— Вот и славно. Кстати, телефон отдай!
Пришлось отдать. На моих глазах была изъята симка, а сам смартфон беспощадно выброшен в окно. После этого Турский оставил меня в покое, пообещав наведаться позже. Когда его шаги стихли, я бросилась к окну и сдавленно застонала: кругом, куда не глянь, возвышались строительные краны. Напротив красовались ещё три высотки. Одна — полностью завершенная, остальные — в процессе. Я знала этот район. Вполне себе оживленное место. Днем. И то, мои вопли вряд ли бы кто-то услышал среди всеобщего шума. Я уже молчу про двадцать пятый этаж и полное отсутствие соседей.
Вернулась к кровати и как подкошенная рухнула на жесткий матрас. Накатила разрушающая апатия. Почему разрушающая? Потому что лишила сил на противостояние. Вернись сейчас Турский и воплоти в реальность произнесенную угрозу — даже не противилась бы. Когда подключенный к аппаратуре человек умирает, на мониторе появляется сплошная ровная линия. У меня так же. Виски пульсировали адской болью, однако в голове — вот такая прямая с одним единственным именем «Лёшка».
***
Организм требовал отдыха, но я так и не уснула. Высоко в небе светило солнце, намекая на обеденную пору, а моя апатия сменилась решительным настроем выстоять и не позволить Турскому осуществить задуманное. Я не та, кто забьется в угол и будет шарахаться от собственной тени. Хочет, пускай зовет своих шавок, вяжет меня, насилует, но я никогда не буду с ним добровольно.
Но не смотря на боевой запал, меня замучила неизвестность, я всё так же изводила сердце, прислушиваясь к ощущениям, и в итоге дошла до той кондиции, когда не знаешь, что и думать. Я то ревела белугой, полностью разочаровавшись в жизни и окружающих меня людях, то смахивала слёзы, и металась по квартире в поисках хотя бы какой-то щепки, с помощью которой смогла бы не подпустить к себе Олега.
На втором этаже было три комнаты: ванная, та спальня, в которой стояла кровать и ещё одна, будущая то ли детская, то ли гостевая. Потеряв всякую надежду, без особого интереса открыла в неё дверь, да так и застыла на пороге. Прямо по центру комнаты стоял огромный стенд, к которому в хаотическом беспорядке были пригвождены… МОИ фотографии.
Охренеть!!! Он точно болен. С упавшим сердцем подошла ближе и принялась внимательно изучать снимки. Вот мне вручают аттестат об окончании школы, а вот тут — я на днюшке Таси два года назад пьяная в хлам… Я у могилы матери этой весной… я на море в купальнике… в обнимку с Найдой. Воспоминание о любимице вызвало щемящую боль. Я так и не узнала, кто приложил руку к её смерти.
