своих родных блюд, а то немецкие я почти все перепробовал. Очень многие понравились, но по нашим временами скучаю.
Предложил им не замыкаться с нами в узком кругу. А моя охрана нисколько не станет возражать, если за столом также соберутся их друзья и сослуживцы с семьями.
Предварительные сборы были проведены очень оперативно и по-военному чётко. Занесли несколько столов и массу стульев с табуретками от соседей. А часть подготовительной работы отдали поварам части.
Я было приготовился продемонстрировать, как умею чистить картошку, лук и морковь, и шинковать их мелкими дольками. Но меня освободили от всех кухонных работ и усадили за стол начав беседу. Вскоре появилось несколько бутылок водочки и выставили на стол закуски – соленые огурчики с помидорами, грибочки соленые и маринованные.
Я тут же тормознул хозяек и рассказал им про нашу домашнюю грибную фабрику. Про выращивание шампиньонов, и пообещал поделиться секретами её оборудования в погребе.
А потом мы в чисто мужском коллективе и под закусочку выпили за встречу, и естественно мне наливали только боржом. Уж и не знаю где они его раздобыли, и каким чудом. Но все остались довольны встречей и понемногу расслабились.
Постепенно развязались языки и по некоторым оговоркам я понял специфику их части, а также отчего не всех служащих части пускают в определённые места. Физику многого не нужно, чтобы это уловить. Правда сделал совсем невинный вид, дескать ничего такого не слыхал.
А осмотревшись в комнате, приметил в углу стоящий аккордеон. Выяснил кто на нём играет, и попросил сыграть мелодию песни «Враги сожгли родную хату». Мне она очень нравится, и особенно в исполнении Марка Бернеса, что всегда продирает аж озноб по коже.
Я спою её в осовремененном варианте, и многие слова будут иными. Она посвящается солдатам третьей мировой, не дай бог такому произойти! Я делал, делаю и буду впредь делать всё возможное и невозможное для предотвращения этой катастрофы.
Многие знают мою речь на конгрессе, и она была произнесена экспромтом, без бумажки. Я её самостоятельно произнёс, зная очень серьёзные последствия такой ядерной войны. Мы никогда первыми не применим столь страшное оружие уничтожения, а вот американская администрация его уже применяла ранее по беззащитным городам, и нисколько не заколеблется применить впредь.
И когда аккордеонист заиграл вступление, то вступил, и детский голос разносился очень звонко и проникновенно:
«Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
К лужайке перед Белым Домом
Советский подошёл солдат,
Присел на белую колонну,
Поставил рядом автомат.
Задвинул каску на затылок,
Достал солдатский сухпаёк
И заграничную текилу
Налил в помятый котелок».
А далее пришлось импровизировать, подстраиваясь к текущему моменту, но завершил песню согласно канона.
«И сидя рядом на лужайке,
Окинул взглядом всё кругом,
Ну что ж хозяину неймалось,
Зачем мешал всё за столом?
Добравшись пьяным до постели,
Весь в спальне заблевал паркет
Пошто ушел в запой ты, Ричард?[7]
В конец достал Уотергейт?
Наутро, мучаясь с похмелья,
Залез в ядрёный чемодан,
И вслед взлетели все ракеты,
Бабахнул ваш Супервулкан![8]
Давно пылает Нью-Йорк сити,
Чикаго пеплом заметён,
Калифорнию на хрен смыло,
Пролив там плещется кругом.
Хмелел солдат - слеза катилась,
Пил заграничный самогон,
А на груди его светилась –
Медаль за город Вашингтон!»
Закончив петь, спросил нужно ли кому-то объяснять мою особую любовь к Белому дому и его хозяину, или газеты все читают? Мужики сидели посерьёзневшие, а затем стали спорить и шумно обсуждать песню. Потом решили накатить ещё по одной, и на меня поглядывали очень серьёзно.
Песня их зацепила, и точно пойдёт странствовать из части в часть, а слова скорее всего изменятся. Вряд ли кто из них запомнил дословно, так как все они уже слегка навеселе.
Да так и лучше, пусть народ занимается творчеством, а правильное направление я задал. Но так как мы тут не в меру расшумелись, то с кухни пришли серьёзные жёны и стали упрекать, что они де готовят, а мы здесь уже изрядно набрались. Быстро построили мужиков и стали командовать подготовкой стола.
К этому времени подтянулись пионеры и Мартина с Эрикой, и мы все расположились на застолье. Ребят сгруппировали за одним столом и пришлось немного потесниться, так как на застолье собралось очень много народа.
Моих охранников посадили к мужикам Им также необходимо отдохнуть, а на столь охраняемой территории ожидать каких-либо казусов не приходится. С меня и бдительной гувернантки, расположившейся рядом, вполне хватает. Так что посидеть за столом с нашими офицерами и расслабиться: для них было то, «что доктор прописал».
Вот так мы зависли на длительное время, и дали себе возможность отдохнуть в кругу своих соотечественников. За обедом я всех повеселил рассказами о муках соблюдения правил приличия и этикета на приёме в посольстве, и продемонстрировал всем наглядно.
Атмосфера была самая непосредственная и располагающая к общению, всё шутили и смеялись. Я обратился к Эрике и попросил передать мне свой блокнот. Здесь она товарищ Эрика, а не журналист газеты, и пусть ведёт себя соответственно. Ничего не строчит в блокноте, и попросил женщин забрать у неё все салфетки - во избежание.
Затем встал и провозгласил тост за нашу встречу и замечательную компанию собравшуюся за этим столом. Мартина попросила больше мне не наливать, а то я уже и так набрался газировки, скоро начну буянить. Схвачу балалайку, натяну ушанку и пойду шататься по части, распевая нецензурные частушки. Что я так пол-Швейцарии распугал.
Вот ведь вспомнила мои байки, которые не раз при ней представлял в лицах о своём житии-бытии в Швейцарии. Как бродил по Женеве, горланя похабные частушки. Один чёрт остальные немцы не понимали большинства слов частушек.
Так что решил и тут исполнить такие заграничные частушки, и затем запел - «Мимо ихнего Давоса -
