— Ну, чего стоишь? Истопила печь? — спросила Олине.
— В зале заперта дверь!
— Ну так затопи в комнате у гостя! И Андерс уже встал и ушел, тебе нет нужды…
— Но гостя нет в его комнате!
Олине повернулась и впилась глазами в служанку. Она лихорадочно соображала, что делать.
— Вот и хорошо, затопи там, пока в комнате никого нет. Или ты даже утром боишься привидений?
— Но…
— Какие еще «но»! — прошипела Олине и так двинула на плите кофейник, что из носика выплеснулась гуща.
— А как быть с печкой в зале?
— Как быть! Как быть! — передразнила ее Олине. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы печку растапливали через запертую дверь?
— Нет.
— То-то и оно! Вот и топи там, где открыто. И больше ни слова! — Олине приблизила свое лицо к лицу служанки и отчеканила:
— И никому ни слова про нетронутую постель! Поняла?
— Поняла…
Вениамин поджидал Дину во дворе:
— Мы поплывем с тобой куда-нибудь?
— Только не сегодня, Вениамин.
— Ты поплывешь с русским?
— Нет.
— А что ты будешь делать?
— Мы идем с русским. На охоту.
— Женщины не ходят на охоту.
— А я хожу!
— Можно и я пойду с вами?
— Нет.
— Почему?
— Не хочу, чтобы рядом бегал ребенок, когда я буду стрелять в медведя.
— Я не ребенок!
— А кто ты?
— Я Вениамин из Рейнснеса.
Дина улыбнулась и положила руку ему на затылок:
— Это правда. Я скоро научу тебя стрелять из ружья.
— Сегодня?
— Нет, не сегодня.
Он вдруг повернулся и убежал от нее к лодочным сараям.
Дина пошла в конюшню к Фоме и попросила дать ей ружье.
Он долго смотрел на нее, потом горько улыбнулся и молча кивнул. Достал рог для пороха. Сумку. Снял со стены ружье.
— Русский не сможет стрелять из этого ружья, он привык к пистолетам.
— Откуда ты знаешь, к какому оружию привык господин Лео?
— Знаю, что не к таким ружьям!
— А ты привык к такому ружью?
— Я-то его хорошо знаю. Бьет точно. Не промахнешься…
Дине стало не по себе.
— Может, нам и стрелять еще не придется, — равнодушно сказала она.
— Верно, охота иной раз бывает хороша и без стрельбы.
— Что ты имеешь в виду? — Она близко подошла к нему. Кроме них, в конюшне никого не было.
— Да ничего особенного. Только то, что на охоте можно попасть и не в того, в кого целишься. Вспомни зайца! — прибавил он, глядя ей в глаза.
Дина схватила ружье, снаряжение и ушла.
Они поднимались по склону к тетеревиному лесу. Дина шла впереди. Иногда она вдруг останавливалась и улыбалась. В своей сермяжной юбке, доходившей ей до лодыжек, и короткой куртке она была похожа на молодую девушку.
Волосы были схвачены на затылке лентой. Она легко несла ружье, словно оно ничего не весило.
Лео шел следом за Диной. Ее освещало яркое солнце.
Первые заморозки уже тронули лес. Кустики брусники стали железными. Красные ягоды сочно горели между глянцевыми листьями.
Никто из них не думал о медведе. Не видели они и Вениамина, который крался за ними следом. Прячась за кустами и можжевельником. Они пришли сюда, чтобы побыть наедине.
Дина положила ружье на землю и ждала Лео, спрятавшись за большим камнем. Потом прыгнула на него, как рысь.
Он бросился ей навстречу. Их объятие вспыхнуло, словно смола в огне. Сегодня он был господином положения. Придавил ее к вереску, она жалобно застонала. Он был тяжел, как тролль. Задрал юбку, прижался к ней.
— Я люблю тебя, Дина! — проговорил он из глубины озера, где листья кувшинок плавали между стеблями тростника. От илистой воды поднимался сильный, свежий запах земли. Где-то у кромки воды застонал большой зверь.
— Ты меня раздавил! — удовлетворенно сказала она.
— Я только принимаю то, что ты предлагаешь.
— Тебе было мало ночи?
— Мало.
— Тебе бывает когда-нибудь достаточно? — Нет.
— Что с нами будет?
— Я приеду опять. И опять… И опять…
Она замерла под ним:
— Ты уезжаешь?
— Но не сегодня.
В слепой ярости она сбросила его с себя. Села. Огромная кошка, которая сидит, опершись на передние лапы, и смотрит в глаза своей добыче.
— Когда?
— Со следующим пароходом.
— И ты говоришь об этом только сейчас?
— Да.
— Почему ты не сказал об этом вчера? — крикнула она.
— Вчера? А что изменилось бы?
— И ты еще спрашиваешь?
— Дина, — тихо позвал он и хотел обнять ее.
Она оттолкнула его и встала на колени среди вереска.
— Ты ведь знала, что мне придется уехать! — умоляюще сказал он.
— Нет!
— Я говорил тебе об этом еще в Тромсё.
— Ты написал, что приедешь в любом случае. Ты приехал в Рейнснес, чтобы остаться!
— Нет, Дина. Я не могу остаться.
— Тогда зачем ты приехал?
— Чтобы увидеть тебя.
— Ты думаешь, что Дине из Рейнснеса достаточно, чтобы кто-то приезжал только для того, чтобы посмотреть на нее?
Ее голос был голодным волком, который проваливался в глубоком снегу.
— Ты думаешь, что можешь приезжать, получать то, что хочешь, и уезжать снова? Неужели ты так глуп?
Он с изумлением смотрел на нее:
— Дина, разве я что-нибудь обещал тебе? Говорил о женитьбе? Давал слово?
— Иногда слова не нужны! — отрезала она.
— Я думал, мы понимаем друг друга.
Она не ответила. Встала и острыми ногтями содрала с юбки приставший к ней мусор. Лицо у нее было совершенно белое. Губы покрыты инеем. Глаза словно замерзшие колодцы.
Он тоже встал. И несколько раз позвал ее по имени, словно просил прощения.
— Ты думаешь, из Рейнснеса можно уехать против моей воли? Думаешь, можно приехать, посеять свое семя и снова уехать? Думаешь, все так просто?
Он не ответил. И снова сел в вереск. Ему хотелось успокоить ее, позволив выплеснуть на себя весь гнев.
