Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129
– …как твое имя? Можешь назвать свое имя? – Врач, молодая женщина, сосредоточенно осматривала меня. – Здесь, вероятно, поперечный перелом правой большой берцовой кости. Четыре… пять… шесть резаных ран, от четырех до шести сантиметров, на верхней и нижней части туловища… посмотри на меня? Можешь назвать свое имя? Можешь говорить?
Я покачала головой. Язык словно окаменел.
Я кивнула.
– Кровяное давление снижено, учащенный пульс… гиповолемический шок… пожалуйста… – Один из мужчин, усевшийся на полу, заслонил ящик, который ей понадобился, но он приоткрыл его здоровой рукой и передал что-то, напоминающее большой лист фольги, врачу. Она накрыла этим меня, пока другой медик перевязывал мне руку.
Это странное одеяло немного согрело меня. Но боль вспыхнула снова, и я задрожала.
– Что случилось с твоей ногой? – Я застонала, когда врач приподняла ее, чтобы переместить на какой-то фиксатор. – Можешь рассказать, что случилось с твоей ногой?
– Больно, – задыхаясь, выдавила я.
Она обхватила ладонями мое лицо, и когда я посмотрела ей в глаза, то почувствовала, что на меня накатывает волна неконтролируемого страха.
– Все хорошо, ты в безопасности. Мы позаботимся о тебе. Ты в безопасности.
Солдат, сидевший на полу, протянул свою перепачканную кровью руку и мягко коснулся моего запястья.
– Ты хорошая девочка, – сказал он. – Ты хорошая, смелая девочка. Ты отлично поработала.
– Теперь ты в безопасности, – повторила врач. – Мы о тебе позаботимся.
Стена, которой я отгораживалась от пучины боли, страха и гнева, наконец рухнула, и я разрыдалась. Я плакала, как когда-то в гараже родительского дома в то последнее утро перед тем, как меня забрали, я заливалась слезами, потому что это было такое облегчение – больше не нужно было сдерживаться, не нужно было делать вид.
И когда на меня снова накатило умиротворяющее ничто, мне не нужно было пытаться оставаться в сознании.
Глава двадцать седьмая
Несколько дней я чувствовала себя запертой в собственном теле.
Иногда я ненадолго просыпалась, снова возвращаясь в реальный мир. Незнакомые звуки, пощелкивания, жужжание, писк. Лица за синими бумажными масками. Потолки, проплывающие над головой. Мне снились самые яркие сны за всю мою жизнь, и в них возникали люди, которых я не видела много лет. Прижавшись лбом к стеклу, я ехала на переднем сиденье синего фургона. И видела океан. Деревья. Небо.
И точно так же, как земля снова высыхает после дождя, в какой-то момент я почувствовала, что снова обретаю материальную форму, и разбитые осколки меня собираются в единое целое. И однажды утром я просто проснулась.
Комната была полна солнечного света.
Я моргнула и с трудом, неуклюже повернулась в сторону источника света. Передо мной было окно. Легкие занавески. Снаружи росло кизиловое дерево, и его цветущие ветки, заглядывали прямо в комнату. Стены помещения были окрашены в успокаивающий голубой цвет, странно контрастирующий с темно-серыми приборами, которые попискивали и мигали рядом.
Больница.
Я попыталась приподняться, но меня удерживали провода, прикрепленные к тыльной стороне ладони мягкими резинками. Я была прикрыта тонкой белой простыней, и мне пришлось отпихнуть ее левой ногой, чтобы понять, отчего так потяжелела правая. Гипс. Длинная фланелевая пижамная рубашка. Рукава скрывали туго перевязанные руки. Ключицу тоже тянуло, и я нащупала и там марлевую повязку.
Я позволила себе расслабиться, прислушалась к звукам, доносившимся из-под окон, и голосам по другую сторону стены. Мне стоило оставаться настороже, но сил для этого не было. Когда горечь и сухость во рту и горле стали невыносимыми, чуть не уронив вазочку с цветами, я все же дотянулась до стакана воды, стоявшего на столике рядом с кроватью, и осушила его одним глотком.
У противоположной стены стояли костыли, с потолка свисал телеэкран. И только я попыталась спустить ноги с кровати, как дверь отворилась.
Не знаю, кто из нас удивился больше – я или маленькая седая женщина, которая несла небольшой поднос с едой. Ее зеленые глаза расширились.
– Ты проснулась! – Захлопнув дверь, она снова повернулась ко мне, сияя от радости.
Я недоверчиво уставилась на нее. Женщина приняла мое молчание за смятение – или, может, растерянность, – потому что она быстро поставила поднос и подтащила к кровати стул.
– Ты знаешь, кто я?
Слово вырвалось на волю.
– Бабуля.
Бабушка улыбнулась и взяла меня за руку. Ее ладони были мягкими, а кожа тонкая, как бумага. Сначала мы просто молчали, глядя друг на друга. Выражение ее лица стало гораздо мягче, а черные волосы стали серебряными. Но в глазах горела все та же непокорность, которой больше не было ни у кого, и я почувствовала, что у меня перехватило горло.
– Немало повидала плохого, да?
Я кивнула, а она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
– Ты здесь, – проговорила я, все еще ошарашенная этим. – Ты нашла меня.
– Девочка моя, после того как тебя забрали, мы никогда не переставали тебя искать. И когда опубликовали список детей и местоположение лагеря, мы тут же сели в машину и помчались к тебе. И еще не сразу удалось найти, в какую больницу тебя увезли. Тебя охраняла целая толпа, и нас сначала не хотели даже пускать.
Я покачала головой, не в силах это понять.
– Мама и папа не помнят меня.
– Верно, не помнят. Это очень странно, но они… как бы это сказать? Они забыли подробности, но ты всегда была там. Где-то глубоко. Не тут, – бабушка показала на голову, а потом положила руку на грудь, – а здесь.
– Вы знаете, что я такое? – выдавила я.
– Что ж, прежде всего, ты – моя дорогая, драгоценная девочка, которая умеет делать некоторые странные вещи силой мысли, – улыбнулась она, и ее южный акцент прозвучал сейчас еще сильнее. – А теперь ты, похоже, еще и звезда.
Услышав это, я так и села. В мою голову медленно закрадывались подозрения.
Бабушка подняла палец, а потом вернулась к стоявшей у двери сумочке – раньше я ее даже не замечала – и вытащила газету.
– За стенами этой больницы уже несколько дней идет настоящая драка за возможность тебя увидеть. У дверей твоей палаты всегда дежурят двое вооруженных охранников, и тебе отвели целый этаж, и все равно какой-то стервятник пытается пролезть и тебя сфотографировать.
«Нью-Йорк таймс» напечатала целый блок об атаке на лагерь и ее последствиях. Я разложила газету на коленях, и дурные предчувствия уже начали разъедать мое с трудом обретенное спокойствие. Когда меня забрали, первоначальные планы Элис ограничиться сухой информационной подборкой изменились. И собранные материалы трансформировались в подробный репортаж о том, что происходило в Лос-Анджелесе, а потом на Ранчо. А еще там было множество наших фотографий – всех нас, – как мы строим планы, играем, работаем. И даже дорожного кода. Элис объясняла, почему было необходимо исказить часть информации и о том, как редакторы и руководители СМИ работали с ними, чтобы, пока не начнется нападение на Термонд, правда не раскрылась. Я увидела длинную статью о Коуле, и он улыбался мне с черно-белой фотографии.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129