Фигура в развевающемся плаще достигла вершины подъема, шагая с нечеловеческой скоростью на уродливых и непропорционально коротких ногах. Не глядя по сторонам, она направлялась прямо к двери дома, и Грегг понял, что перед ним тот преследователь, от которого бежала Морна. Рождаемое им гудение было таким громким, что ум отказывался воспринимать его.
Страх смерти, который он только что испытал, был ничто по сравнению с безысходным ужасом, завладевшим душой Грегга, — древним, животным ужасом, отметавшим любые доводы рассудка, любую смелость, приказывающую ему закрыть глаза и съежиться в укрытии, пока не минует опасность. Он посмотрел на черное, маслянисто поблескивающее оружие в своих руках и потряс головой, стараясь избавиться от нежеланного голоса, который напоминал о сделке, скрепленной золотом, об обещании, данном таким человеком, каким он себя считал. "Это не в моих силах, — подумал Грегг. — Я ничем не могу тебе помочь, Морна".
И в ту же секунду почти против собственной воли, словно в кошмарном сне, он вышел из-за сарая. Его руки двигались спокойно и уверенно. Прицелившись, он нажал курок револьвера. Слепящая багряная вспышка пронзила темное мерцание мечом молнии, и существо пошатнулось с леденящим кровь криком. Оно стало поворачиваться, поднимая левую руку, словно крыло какой-то чудовищной птицы.
Грегг увидел это движение через треугольник собственных рук, отведенных назад, а затем вверх отдачей оружия. Револьвер нелепо и беспомощно задрался в небо. Целая вечность прошла, прежде чем Грегг успел вновь навести его на врага, наделенного дьявольской силой и скоростью. Он нажал на курок, еще одна вспышка, и фигуру швырнуло на землю. Грегг приближался к ней на непослушных ногах, подкашивающихся при каждом шаге, и снова и снова бил противника всей мощью своего оружия.
Невероятно, но темное создание вынесло эти страшные удары. Оно вскарабкалось на ноги — при этом мерцание вокруг него было странным образом искажено, словно увиденное в кривое увеличительное стекло, — и стало пятиться назад. У Грегга все плыло перед глазами, и ему казалось, что фигура с каждым шагом покрывает немыслимые расстояния, как будто она ступала по невидимой поверхности, которая сама скользила прочь с головокружительной скоростью; оглушительный гул стих до невнятного рокота и исчез. Грегг остался один в просторном, ярком, медленно качающемся мире.
Он сполз на колени, преисполненный благодарности за солнечное тепло. Потом опустил взгляд на свою грудь, отрешенно и словно со стороны удивился количеству проступившей сквозь одежду крови, почувствовал, что падает вперед, и больше уже ничего не мог сделать.
Я не имею права рассказывать тебе что-либо… мой бедный, отважный Билли… но ты так настрадался из-за меня… Все равно мои слова, вероятно, будут лишены для тебя смысла — если ты вообще в состоянии их услышать.
Я хитростью втянула тебя — а ты позволил себе поддаться, — заставила принять участие в войне… в войне, которая тянется двадцать тысяч лет и может длиться вечно…
Были долгие периоды, когда Грегг лежал и бездумно смотрел на грубоватые доски потолка, пытаясь решить, потолок ли это на самом деле, или он каким-то образом подвешен высоко над полом. Он знал наверняка только то, что за ним ухаживает молодая женщина, приходящая и уходящая бесшумными шагами. Голос ее звучал мерно и успокаивающе, как тихий океанский прибой.
Мы равны по силе — мой народ и Другие, — но сила наша так же различна, как сами естества. Они в совершенстве владеют пространством, наша истинная стихия — время…
Существуют стоячие волны во времени… Ни одно настоящее не похоже на другое. "Теперь", в котором живешь ты, известно как Основное Настоящее и имеет больший потенциал, чем любое другое. Ты и Другие прикованы к нему. Но умственные способности моего народа позволили нам разбить оковы, вырваться на свободу, убежать в другое время в отдаленном прошлом… в безопасность.
Иногда Грегг сознавал, что ему меняют повязки, смачивают прохладной водой губы и лицо. Над ним склонялось прекрасное юное лицо, в серых глазах светились внимание и забота, и тогда он пытался вспомнить связанное с этим лицом ускользавшее имя… Марта? Мери?
Для женщины моего народа период наибольшей опасности — последняя неделя беременности… особенно если ребенок мужского пола и наделен особым складом ума… При этих обстоятельствах ребенка можно притянуть к твоему "теперь", родному времени всего человечества, и мать притягивает вместе с ним… Обычно вскоре после рождения сына она в состоянии приобрести контроль и вернуться с ним во время, служащее ей прибежищем… Но бывали исключения, когда ребенок не поддавался попыткам воздействовать на его мыслительные процессы и вынужден был проводить всю жизнь в основном Настоящем…
К счастью для меня, мой сын почти готов к путешествию… ибо Принц набрался опыта и скоро вернется…
Удовольствие, которое Грегг получил от вкуса супа, послужило первым признаком того, что организм его оправляется после потери крови, что силы его возвращаются, что он не умрет. Он чувствовал, как вливается в рот с ложки чудодейственная жидкость, а перед глазами стоял образ прекрасной дочери-жены, доброй и милосердной. Все мысли об угрожающем ей кошмарном темном преследователе он загнал в самые глубинные тайники своего мозга.
Прости меня… мой бедный, отважный Билли, мой сын и я должны уходить. Чем дальше мы остаемся, тем сильнее он будет привязан к основному Настоящему… и мой народ будет привязан к Основному Настоящему… и мой народ будет тревожиться за нас.
Меня готовили к выживанию о твоем "теперь"… поэтому я могу разговаривать с тобой на английском… но мой корабль опустился не там, где предполагалось, все эти тысячи лет назад, и мои соотечественники будут опасаться, что я потерялась…
Момент прояснения. Грегг повернул голову и через открытую дверь спальни посмотрел в большую комнату. Морна стояла у стола, и ее голову окружал дрожащий золотой нимб волос. Она наклонилась и опустила лоб к лицу младенца.
Потом они оба затуманились, стали прозрачными — и исчезли.
Грегг заставил себя сесть в кровати, потряс толовой, протянул к ним свободную руку… Боль открывшейся раны обожгла грудь, и он упал на подушки, судорожно пытаясь вздохнуть, и его снова поглотила тьма. Через какое-то время он почувствовал на лбу прохладную влагу материи, и сокрушительный, давящий гнет утраты отпустил.
Он улыбнулся и сказал:
— А я боялся, что ты ушла.
— Как же я могу оставить тебя в таком состоянии? — ответила Рут Джефферсон. — Бога ради, объясни мне, что здесь произошло, Билл Грегг! Я нахожу тебя в постели, раненного, а снаружи как будто разыгралось целое сражение. Сэм и несколько его друзей теперь чистят то, что осталось после стервятников. Они говорят, что с войны не видели ничего подобного!
Грегг разлепил ресницы и решил дать ответ, которого она от него ждала.
— Ты прозевала хорошую потасовку, Рут.
— Хорошую потасовку! — Она всплеснула руками. — Ты куда глупее, чем я думала, Билл Грегг! Что случилось? Люди Портфилда перегрызлись между собой?
