Аливия не выпускала серпенту Ферлаха, сняв с предохранителя и держа палец на спусковом крючке.
— Терезия Ферлах и в самом деле сделала это оружие? — спросил Севериан.
— Да, — ответила Аливия, решив предвосхитить следующий вопрос. — И да, это было сто восемьдесят семь лет назад.
Севериан отреагировал спокойно.
— Выходит, тебе больше двухсот лет.
— Верно, — подтвердила Аливия.
— Но я полагаю, что это даже не близко к истине.
— Правильно, но ты и в самом деле хочешь ее знать?
— Нет, храни свои секреты, — сказал Севериан. — Так галактика только интереснее.
Несмотря на странную ситуацию, Аливия почувствовала теплоту к космодесантнику.
— И как же один сынов магистра войны оказался, как ты сказал, на стороне ангелов? И в броне без опознавательных знаков?
Севериан не ответил, и когда Аливия решила, что он не собирается, воин заговорил:
— Один князь церкви Древней Земли как-то сказал: «предательство — это всего лишь вопрос времени».
— Что это значит?
— Когда Лунным Волкам нужно было что-то решить, мы обычно тянули жребий, — ответил Севериан. — Командование авангардом, состав почетной стражи и тому подобное. Когда пришло время Гору Луперкалю отправить одного из сынов в Воинство Крестоносцев, выпало мое имя.
— Ты не хотел уходить?
— А ты как думаешь? — ответил вопросом на вопрос Севериан. — Покинуть крестовый поход? Отсиживаться в каком-то золотом дворце на Терре, пока человечество ведет величайшую войну в своей истории? Конечно же, я не хотел, но какой выбор у меня оставался? Мой примарх дал мне приказ, я должен был подчиниться.
Аливия почувствовала, как по телу поползли мурашки, когда поняла смысл изречения давно умершего церковника.
— Скажи, — обратился Севериан. — Ты когда-нибудь видела Гора Луперкаля?
Аливия неохотно кивнула.
— Я однажды встречалась с ним, — сказала она. От воспоминаний у нее вырвался судорожный вздох.
Проклятые клинки магистра войны рассекли ее позвоночник и раскромсали ребра. Ее кровь брызнула на черные врата. Последнее, что он сказал ей…
Не стоит верить святым…
— Тогда ты знаешь, что ему практически невозможно отказать, — продолжил Севериан. — Маленький Гор Аксиманд как-то сказал, что знает только один способ общения с Луперкалем — смотреть на его ноги. Посмотришь ему в глаза и забудешь обо всем.
Севериан прервался, прежде чем продолжить, словно взвешивая цену того, куда привел его жизненный путь.
— В момент предательства моих братьев с Шестнадцатого, меня не было там, но я всегда думаю, если бы я был…
— Тогда что? — спросила Аливия, когда он замолчал. — Ты по-прежнему был бы с ними?
— Нет, тогда, возможно, я смог бы остановить их, — сказал Севериан. — А потом я смотрю на Локена и думаю, что, наверное, я не прав.
От этой грандиозной шутки, что сыграла с ним вселенная, Севериан заворчал, наполовину мучительно, наполовину весело.
— Ты спрашиваешь, как я оказался на стороне ангелов? Удача.
— Неправда, Севериан, — высказала Аливия догадку, основываясь не на своих способностях, а из той боли, которая слышалась в словах воина. — И ты это знаешь. Ты прибыл на Молех, чтобы остановить магистра войны. Ведь так?
— Я никогда не ступал на Молех, — ответил Севериан.
— Тогда почему ты здесь?
Лунный Волк покачал головой.
— Как я говорил, галактика интереснее, когда в ней остаются секреты.
Они сгрудились в самом дальнем от двери углу мясохранилища. Шестеро испуганных детей, цепляющихся за последние обрывки храбрости, которую им даровал рассказ Вивьен.
Вивьен думала, что Урия все еще жив, но не знала наверняка. Его веки дрожали не так давно, хотя это, возможно, не играло большой роли, так как она слышала, что люди иногда дергаются и отрыгивают после своей смерти.
Оскар и Лалик перевязали плечо мальчика. Тряпка пропиталась кровью, а его кожа стала белой, как у призрака.
— Почему они так поступают с нами? — в сотый раз спросила Ивали. — Что мы сделали не так?
— Ничего, — ответила Лалик. — Мы ничего не сделали.
— Тогда почему они обижают нас? Мы должны были что-то сделать.
У Лалик не было ответа для самой младшей девочки, и Вивьен еще больше возненавидела похитивших их людей. Даже если бы пленникам удалось каким-то образом сбежать, вред уже был нанесен. Ивали лишилась своей невинности, которая сменилось извращенным чувством вины за то, что произошло.
— Это не твоя вина, — пояснила Вивьен, пытаясь подражать тону Аливии, когда та действительно хотела ясно выразиться. — И не вина кого-то из нас. Мама говорила мне, что некоторые люди сломаны внутри, и из-за этого совершают плохие поступки. Это как болезнь или что-то в этом роде. Когда плохие люди делают нам больно, это их мы должны винить. Даже если они не были плохими, то, что они делают с нами — неправильно, поэтому я хочу, чтобы ты помнила: во всем, что происходит, нашей вины нет.
— Тогда зачем они это делают? — спросила Веспер, ее лицо опухло от слез. — Зачем они забрали мою сестру? Они делают ей больно, я чувствую это.
— Я не знаю, — сказала Вивьен, вынимая из одежды книгу. — Здесь есть рассказ о злом зеркале, которое разбилось на крошечные осколки. Когда кому-нибудь попадает кусочек стекла в глаз или в сердце, то он видит только плохое и чувствует плохое.
— Думаешь, у этих людей в сердцах и глазах стекла?
Вивьен почувствовал, как слезы колют глаза.
— Думаю, да.
Лалик пожевала нижнюю губу и сказала:
— А в этой книге во всех историях плохие люди получают по заслугам?
— Эта книга не совсем об этом, — ответила Вивьен, переворачивая мятые страницы.
— Что это? — спросил Оскар. — Выглядит потрясающе.
Вивьен посмотрела на книгу и ее глаза расширились при виде гравированной чернилами ксилографии. Она прочитала имя под картинкой и нахмурилась от удивления.
— Я раньше не видела ее, но она похожа на…
Прежде чем она продолжила, дверь в камеру открылась, и внутрь вошли шесть человек в белых одеждах. По одному на каждого ребенка. Как и у того, что забрал Чаллис, их кожа была обожженной, а губы окрашены пурпуром.
Веспер и Ивали закричали. Оскар обнял Урию, а Лалик встала и сжала кулаки. Вивьен вскрикнула, когда первый мужчина быстро взвалил Лалик себе на плечо с легкостью человека, привыкшего поднимать тяжести. Второй сгреб Оскара, который ревел и отбивался, как безумец. Третий потащил раненного Урию, а женщина с мечущимися и налитыми кровью глазами схватила за руку Ивали. Девочка не издала ни звука, пока ее вели наружу.
