Книга Тень скорби - Джуд Морган

Они сидят у открытых окон гостиной, подставив лица пахнущему сеном ветерку. Вокруг ног Шарлотты образовалась лужа солнечного света, и ощущается она именно как лужа, теплая и глубокая, так что в ней можно лениво поводить носками. Из соседней комнаты доносится детский смех. Солнечные лучи скользят по поверхностям длинной просторной комнаты — крышке фортепьяно, дельфтским[112]блюдам, фарфоровым вазам — со щедростью близкого друга: свет с этой комнатой, со всем этим домом всегда был в близких отношениях.

— Помнишь, — говорит Шарлотта, поеживаясь в кресле, — когда мы в первый раз встретились и я кое-что поведала тебе о своей жизни, а ты сказала, что никогда раньше не слышала подобных историй?

— Да, сейчас вспоминаю, — отвечает собеседница, — и мне теперь кажется, что это было довольно дерзко и нахально с моей стороны.

— Нет, нет, — говорит Шарлотта, слабо улыбаясь. — Потому что теперь, увидев, как ты живешь, я испытываю те же чувства. Твоя семья — мистер Гаскелл, такой добрый и внимательный, и твои девочки, которые поистине очаровательны не только в том смысле, что обычно приписывают детям, — и твой дом, в котором действительно чувствуешь себя дома. И благое дело, которым ты занимаешься в Манчестере, — кроме того, ты еще находишь время писать. Занятая, полезная и удовлетворенная… но прости, быть может, ты хочешь возразить против моего описания?

— Нет. Разве только скажу, что оно звучит лучше, чем я есть на самом деле. Но я действительно надеюсь, что довольна.

— Так вот, все это… кажется мне таким же далеким и нереальным, как жизнь краснокожего в типи[113]. И в свою очередь, заставляет задуматься, не слишком ли странное я создание…

— Каждый человек по-своему странен. Думаю, мы просто перестаем это замечать или приучаем себя к этому, когда взрослеем. В детстве каждый встречный кажется нам поразительным и нелепым созданием. Буквально на днях пришлось упрекать Джулию за то, что она разглядывала старьевщика, у которого был огромный «винный» нос. Но с другой стороны, я довольно хорошо понимала ее чувства, потому что на такой нос действительно стоит посмотреть — огромный, шикарно мясистый. Будь старьевщик быком, непременно выиграл бы приз на ярмарке. Дорогая моя, может, позвонить, чтобы принесли какого-нибудь тонизирующего напитка или воды со льдом? Или от потраченных на питье усилий нам станет только жарче, что скажешь?

— Жарче. Я прекрасно себя чувствую, сидя в этом кресле, спасибо. Шикарно, как нос старьевщика.

Шарлотта улыбается подруге, которая даже в глазах ребенка никогда бы не показалась нелепой. Она всегда была красавицей, и сейчас, перешагнув четвертый десяток, приобрела светящуюся округлую привлекательность: быть рядом с Элизабет Гаскелл — значит физически чувствовать себя лучше, чувствовать себя таким же свежим, залитым солнцем и уютным, как ее дом. Раз или два Шарлотта даже начинала сомневаться, не слишком ли ей хорошо, чтобы это было правдой. Но нет, это напоминает о себе прежняя придирчивая, подозрительная сторона ее характера, сторона, которая никогда не ждет от жизни добра. Видимо, ее немного сбивает с толку еще и это: возможность называть миссис Гаскелл «моя подруга». Конечно, у нее были Элен и Мэри Тейлор и даже — Шарлотта осторожно следует этой мысли, точно идет по скользкой тропинке, — Джордж Смит, но Элизабет — первая настоящая подруга, которую она приобрела, став писательницей и превратившись в странное изувеченное существо, оставшееся в живых. Она теперь последняя… последняя — кто? Нет слов. Нет, не сестра. Сестра — это во всех смыслах относительное понятие. А когда брат и сестры умерли, оставив тебя одну, ты больше не сестра. Она помнит, как смерти Марии и Элизабет вырвали ее из теплой середины, оставили незащищенной. Однако насколько острее Шарлотта почувствовала свою беззащитность, когда умерли Брэнуэлл, Эмили и Энн: она оказалась одна в необъятном пространстве, песчинка в небытие. Но, ах, сколько боли может вместить в себя эта песчинка!