Книга Вычислитель. Пять умных повестей - Александр Громов

Впоследствии официальная версия вышла в такой редакции: во время маневров военно-космических сил из-за сбоя в системе наведения одной из выпущенных ракет произошло отклонение ракеты от курса. Система самоликвидации также не сработала, в результате чего ракета поразила нештатную цель – электростанцию Северная на лунной поверхности. В результате попадания ракеты имеются повреждения ценного оборудования и, к сожалению, человеческие жертвы. Поскольку ракета не несла ядерной боеголовки, опасность радиоактивного заражения местности отсутствует. Точка.

Внутреннее расследование выявило несколько иную картину происшествия: истинным виновником оказался пресловутый человеческий фактор. Проще говоря, никакого сбоя не было, а имела место непростительная ошибка пилота боевой капсулы. Виновного лейтенанта вышибли из космофлота с позором и отправили на Землю, где он неожиданно получил крупное наследство и, приобретя в собственность участок реки в Норвегии, зажил припеваючи, делая свой бизнес на заезжих рыболовах. Впрочем, шут с ним. Как и с несколькими крупными и мелкими чинами, пополнившими свой бюджет кто за счет внезапного наследства, кто с помощью выигрыша в казино, а кто посредством иных, столь же приятных всякому смертному случайностей. Не будем завистниками, порадуемся за людей! К тому же они, сами того не зная, способствовали хорошему делу. Вот пример для взяточников всех времен и народов!

Ничего этого Мау не знал. Не знал он и того, что активную зону термоядерной электростанции Северная с перенастроенными магнитными ловушками Ван дер Локк, проявив несвойственный ему юмор, назвал серпентарием. К чему знать всякие мелочи? Мау сосредоточился на главном.

Состояние, в которое он впал, добровольно войдя в узилище, не имело аналогов в человеческой психологии. Возможно, это было нечто среднее между отчаянием и медитацией. Его земная семья оказалась в беде, и он впервые не знал, как помочь ей. Людей убивать нельзя – так учил Максим Волков, человек, которого Мау почитал как отца. Нельзя, и все. То есть нельзя ему, чужаку, а людям иногда можно. В особых случаях. Не будь запрета, Мау ринулся бы освобождать заложников, несмотря ни на что. Он знал, что люди часто лгут и еще чаще переоценивают себя. Быть может, стоило рискнуть сразу, до входа в плазменный кокон? Быть может, риск был не так уж велик?

Но пришлось бы убивать, это точно. Ища другие пути, Мау не находил их. Это пугало. До сих пор он не знал ничего невозможного. Теперь это случилось.

Вокруг него, удерживаемая магнитными ловушками, кипела плазма. А в центре плазменной сферы висел он – растерянный серебристый шар. Инстинктивно Мау принял форму, наиболее удобную для долгого ожидания и погружения в себя. Внутри сферы было горячо, но терпимо. Мау отключил большинство каналов внешнего восприятия. Иногда он принимал искаженные бушующей плазмой картинки и знал, что все Волковы живы. Часто поступали предложения, намеки, угрозы. Мау не реагировал.

Любому внешнему наблюдателю показалось бы, что серпентиец впал в кому. В определенном смысле так оно и было, но его кома не имела ничего общего с человеческой. Тем не менее Ван дер Локк, поколебавшись, приказал отложить казнь одного из заложников с целью сделать Змееныша более сговорчивым. Змеенышу все равно было некуда деться. Время пока работало на «Форпост Всевышнего».

Радиосвязь, пусть и искаженная, наводила на мысли. Мау мог бы превратить себя в чисто энергетическую субстанцию и вырваться из кокона. Пугало незнание: сумеет ли он потом восстановить себя в прежнем облике? Не потеряет ли основу своего «я»?

Обратясь внутрь себя, Мау вспоминал. Теперь у него было на это время. Воспоминания всплывали неожиданно, иногда цельные, чаще отрывочные. Дивной красоты вспышкой расцвело воспоминание об Абсолютной Истине – основе жизни серпентийской расы. Но в чем заключается эта Абсолютная Истина, Мау не знал.

Не было сомнения: со временем он вспомнит и это. Тогда… тогда он станет совершенным существом, во всем подобным его собратьям, и сможет вернуться к своему народу. Он вспоминал. Истина ускользала. Пришло лишь понимание: после постижения Абсолютной Истины его перестанет интересовать ничтожная планета, обращающаяся вокруг неяркой желтой звезды, его перестанет интересовать местная жизнь, кичливо объявившая разумом свои скромные мыслительные способности и уцелевшая до сих пор только потому, что более сильные соседи сохраняют хрупкий баланс сил, и уж конечно, ему будет мало дела до какой-то отдельной человеческой семьи, какая бы беда ее ни постигла. Он шагнет на новую ступень и начнет мыслить в истинно космических масштабах!

Все это будет – но потом. Пока здесь осталось недоделанное, пока счет не закрыт, не время думать об Абсолютной Истине. В отличие от людей, слабо контролирующих мыслительный процесс, Мау умел не только запретить себе думать о чем-то, но и соблюсти запрет.

Свет забрезжил было совсем с другой стороны – чисто земной. Возможно, стоит очеловечиться чуть-чуть сильнее и научиться лгать? Тогда те, кто держит его взаперти, просчитаются. Все их расчеты строятся на том, что пленник абсолютно искренен. Он может молчать, может говорить «нет», но если сказал «да» – это да.

Само собой, нельзя выполнять их дикие требования – ведь это значит убивать людей, много людей. Но можно согласиться притворно и обрести свободу действий.

Мысль не нравилась, но альтернативы были еще хуже. Мау еще раздумывал, когда его немногочисленные внешние рецепторы ощутили некое механическое воздействие – слабое по его меркам. Человек сказал бы, что здание реактора потряс удар колоссальной силы.

Удерживать в рабочей зоне температуру в миллион градусов не так-то просто; при аварии термоядерная реакция мгновенно прекращается. Как человек ощущает сладость глотка свежего воздуха, так Мау ощутил свободу. В ту же секунду он воспользовался ею – пришла пора действовать.