* * *
Маленький бар в турецком квартале Кройцберга назывался «Злой мальчик». Иоаким чувствовал себя здесь не в своей тарелке, как, впрочем, на его месте чувствовал бы себя любой сорокалетний гетеросексуал. Бармен, в кожаных брюках, с пирсингом на сосках и с пустым взглядом, протирал пивные кружки. У входа стоял бородатый толстяк в шортах, тоже кожаных. Если верить Хамреллю, который, как современный Крафт-Эбинг[173], постоянно каталогизировал сексуальные отклонения, этот тип принадлежал категории «немецкие медведи». Чтобы случайный посетитель не заблуждался насчёт характера заведения, стены были украшены планшетами Том-оф-Финланд[174], на которых мускулистые парни занимались друг с другом эротическими играми. Короче, Иоакиму было очень неуютно, иногда он даже невольно вздрагивал, опасаясь, что кто-то начнёт к нему приставать. И всё же он не хотел уходить — «Злой мальчик» располагался как раз напротив интересовавшего его адреса.
— А ты видел моего сына? — спросил Хамрелль, избегая зазывного взгляда вышибалы в кожаных шортах. — Ему бы здесь понравилось.
— После завтрака не видел.
— И я не видел. Ужас какой-то… Ясно, что парень чересчур интересуется всякой клубничкой, но что будет, если он попадёт в ночной клуб, где у него появится возможность всему научиться, не платя ни гроша? Он же гомик!
— Почему ты так уверен?
— Я умею делать выводы. Он не хочет платить девкам — это я могу понять. Для молодёжи это унизительно. Может быть, и не стоило ходить в такие места, как «Лолины титьки» или «Бангкок-фан». Но клуб «Кит-Кат» — это что-то, знаешь! Ночной клуб для желающих поэкспериментировать. Для самых разных желающих, надеюсь, ты успел заметить. И что происходит? Не успел я отвернуться, а он уже направляется в укромное местечко в компании двух каких-то извращенцев! Не знаю, что бы было, если бы я его не перехватил. Можешь думать обо мне всё, что хочешь, Йонни, но я не хочу, чтобы у моего сына были странные наклонности.
Карстен глупо улыбнулся кожаному бармену и получил в ответ кокетливую пивную отрыжку, что вполне можно было расценить как приглашение к флирту. Но Карстен твёрдым и неподкупным тоном потребовал принести ещё бутылку «Йевера».
— Ты говоришь как истинный гомофоб.
— У меня никаких проблем с педиками нет, пока они на меня не покушаются. Посмотри на бармена… ты бы нанял его посидеть с ребёнком?
— Фиделю скоро восемнадцать. Он самостоятельный человек и делает что хочет.
— Ну уж хрен! Я его папаша, и я за него отвечаю.
В ожидании, когда в доме напротив зажгутся окна, Иоаким изучал окружение. Ещё не было и шести часов — по-видимому, истинная жизнь здесь начнётся только через несколько часов. Пришёл ещё один кожаный, с чудовищными бицепсами, занял место под рисунками Том-оф-Финланда и начал задумчиво почёсывать в паху. Должно быть, именно в таких местах и заражают друг друга разными болезнями. Или подсыпают в стакан какой-нибудь порошок, опоят, а потом грабят… или тащат в отключке вон за ту дверь, а там, в задней комнате, наверняка занимаются разными мерзкими извращениями. В этом городе люди, похоже, только на этом и специализируются. Очнулся — а тебя приковали цепью к пыточной лавке, и жирный тевтон, хохоча, сдирает с тебя штаны… Иоакима передёрнуло.
— «Кит-Кат» — настоящая катастрофа, — продолжил Карстен. — Вчера я, например, понял, что у меня уже не стоит, в таких заведениях я становлюсь импотентом. Чёрт их всех… мне кажется, у меня скорее встанет на «немецкого медведя» на мотоцикле.
— Но тебе же нравятся бары в борделях?
— Бар — это другое дело. И знаешь, завязывай со своей политкорректностью. В борделях, не в борделях… Бар — это бар, там приятная обстановка. Думаю даже, что некоторые такие заведения совсем неплохи для моего сына — это как бы нормально, входит в образование.
— Ничего нормального в этом нет — потягивать пиво в борделе и делать вид, что это обычная квартальная рыгаловка… ты что, хочешь таким способом проверить ориентацию своего восемнадцатилетнего пацана?
— А что? Для его же блага… Сам я никогда за секс не платил. Ни разу в жизни!
— Только как кинопродюсер.
— Вот именно! Подумываю, кстати, не вернуться ли мне в этот бизнес.
На пороге появился господин средних лет, который вполне мог оказаться родным братом Александра Барда[175], в морском кителе и с роскошными моржовыми усами. Он подошёл к стойке и, оживлённо почмокав бармена в щёчку, направился к страдающему чесоткой культуристу. По пути усач наградил Иоакима таким взглядом, что у того рефлекторно напрягся сфинктер прямой кишки.
— Я-то думал, тебе надоело… — сказал он, чтобы что-то сказать.
— И я так думал. Но заниматься искусством, как оказалась, ещё хуже.
— Коль сапоги тачать начнёт пирожник…
— Ты не понял, дружок. Кино меня и сейчас интересует, правда, другого содержания… как раз вчера в этом грёбаном «Кит-Кат» мне пришли в голову кое-какие мыслишки насчёт документального фильма. Вот, например, как ты идёшь по следам отца. Чем не сюжет? Или как меня искал мой сын… найти-то нашёл, но по пути сделался фикусом… Это же не может быть случайностью… Завтра же куплю видеокамеру.
