к нему.
– Все, что я чувствую… – я сглотнула, с трудом держась за гнев, чтобы не развалиться на куски, – …чувствовала к тебе, основано на тайнах и обмане.
Стыд пылал на моих щеках – стыд за то, что мне вообще хватило наивности в него влюбиться.
– Все, что произошло между нами, Вайоленс, – правда. – От напора, с которым он это говорил, сердце ныло все сильнее. – А остальное я объясню со временем. Но прежде чем мы отправимся в наш форпост, я должен знать, что ты мне веришь.
Я взглянула на кинжал и услышала слова из отцовского письма так же отчетливо, как если бы он их произнес вслух. «Я знаю: когда придет время, ты сделаешь правильный выбор». Он предупредил меня единственным доступным способом – через книги.
– Да, – сказала я, возвращая кинжал. – Я тебе верю. Но это не значит, что я тебе доверяю.
– Оставь себе, – он тут же расслабился и вздохнул от облегчения.
Я убрала клинок в ножны на бедре.
– Отдаешь мне оружие после признания, что месяцами водил меня за нос, Риорсон?
– Конечно. У меня есть еще, и если летуны говорят правду и вэйнители направляются на север, он может тебе понадобится. Я не врал, когда говорил, что жить без тебя не могу, Вайоленс. – Он медленно отступал, скривив губы в печальной улыбке. – А беззащитные женщины меня не привлекают, не забыла?
Я еще не была готова шутить с ним.
– Просто летим в Альдибаин.
Он кивнул, и через несколько минут мы поднялись в воздух.
«Мы не врали тебе. Просто недоговаривали», – сказала Андарна, держась за Тэйрном, чтобы спрятаться от ветра.
«Это называется ложь через умолчание», – возразила я.
И такой сегодня хватало.
«Она права, Серебристая. – Напряжение ощущалось и во всем теле Тэйрна, и в самом биении его крыльев. – Ты в полном праве злиться. – Он накренился, следуя вдоль горного кряжа у границы королевства. Ремни на седле впились мне в ноги. – Мы решили защитить тебя – без твоего согласия. Это была ошибка, которую я больше не совершу».
Его чувство вины перевесило мое смятение, остудило мой жаркий гнев, и я наконец начала думать.
Думать по-настоящему.
Если вэйнители существуют, должны быть хроники. И все же в библиотеке нет ни единой копии «Сказок пустошей» – хотя там хранились все книги Наварры, написанные или переведенные за последние четыреста лет, – и значит, папа подарил мне не просто редкий экземпляр… а запретный.
Четыреста лет записей – и ни единой…
Четыреста. Но наша история охватывает шестьсот. Все свитки – копии работ прошлого. Единственный оригинальный текст в библиотеке старше четырехсот лет – из тех времен, когда началась война с Поромиэлем, – это оригинальные свитки об Объединении, произошедшем больше шестисот лет назад.
«Хватает всего одного отчаявшегося поколения, чтобы изменить историю – или даже переписать».
Боги, папа сказал все открытым текстом. Он всегда говорил, что вся власть – у писцов.
«Да, – сказал Тэйрн, огибая последний пик, голый без снега, растаявшего от летней жары, и горный форпост Альдибаин показался перед нами одновременно с утесами Дралора. – Одно поколение меняет текст. Следующее решает по нему учить. Растет новое – и ложь становится историей».
Он накренился налево, вдоль изгиба горы, затем замедлился на подступах к летному полю.
Я стиснула луки седла, когда мы сели перед высоким строением на краю последнего пика в кряже. Оно напоминало Монсеррат – это была простая квадратная крепость с четырьмя башнями и стенами, достаточно толстыми, чтобы выдержать взлет дракона. Для армии нет ничего важнее единообразия.
Я отстегнулась от седла и соскользнула по передней лапе.
– А нам еще надо как-то сосредоточиться на Военных играх, – пробормотала я, поправляя рюкзак на плечах и думая, что на этот торговый пост скоро могут напасть мифические создания.
Спешились и остальные, и я оглянулась на Андарну, уже свернувшуюся между лапами Тэйрна.
Ксейден шел вместе с Гарриком, глядя на меня как будто с тоской. Но я дала ему все – а он так и не раскрылся по-настоящему. Это осознание резануло по груди болью, какую может оставить лишь разбитое сердце, – острое и зазубренное. Я представляла, что так же себя чувствуешь, когда тебя пронзают тупым и ржавым клинком. Режет медленно, рана со стопроцентной вероятностью загноится. Если я не могла ему доверять, у нас не было будущего.
В более чем накаленной атмосфере мы вошли через открытые ворота в форпост. Очень пустой форпост.
– Какого?.. – Гаррик быстро двинулся через двор в середину, оглядываясь вокруг.
– Стой, – приказал Ксейден, осматривая окружавшие нас стены. – Здесь никого нет. Разделиться и обыскать, – он глянул на меня. – От меня не отходи. Это уже вряд ли Военные игры.
Я хотела было возразить, что ему это знать неоткуда, но порыв ветра через открытые ворота заставил призадуматься. Все, что слышалось в крепости, где должно было проживать больше двухсот человек, – наши шаги по каменистой земле. Он был прав. Что-то не так.
– Шикарно, – ответила я с немалым сарказмом, и все, кроме Лиама, – снова ставшего моей тенью, – рассеялись по двое-трое, взбираясь наверх по разным лестницам.
– Сюда, – сказал Ксейден, направляясь к юго-западной башне. Мы поднимались и поднимались и наконец оказались на четвертом этаже, где вышли на смотровую площадку, обращенную на долину под нами, в том числе на торговый пост под властью Поромиэля.
– Это одна из самых стратегически важных точек, – сказала я, выискивая взглядом признаки присутствия местной пехоты или всадников. – Не может быть, чтобы ее оставили только ради Военных игр.
– Именно этого я и боюсь. – Ксейден окинул взглядом долину, потом прищурился, присмотревшись к торговому посту в тысяче ярдов под нами. – Лиам.
– Понял. – Лиам оперся на каменный зубец, сосредоточившись на зданиях вдали.
До поста было где-то двадцать минут по широкой гравийной тропинке, что вилась по склону горы, на которой стоял наш форпост. Над каменной стеной торчали крыши нескольких домов, а с юга приближалась стая грифонов с летунами.
Ксейден повернулся ко мне, и в его глазах было что угодно, кроме тепла.
– Что тебе сказал Даин перед тем, как мы улетели? Он тебе что-то прошептал.
Я заморгала, пытаясь вспомнить.
– Что-то вроде… – я поискала в памяти. – «Мне будет тебя не хватать, Вайолет».
Он напрягся всем телом.
– И еще сказал, что я приведу тебя к смерти.
– Да, но он все время так говорит. – Я пожала плечами. – И как Даин связан с опустевшим форпостом?
– Нашел кое-что! – крикнул с юго-восточной башни Гаррик, направляясь вместе с Имоджен по широкой стене к нам и показывая что-то, похожее на конверт.
– Ты рассказывала ему о моих полетах сюда? – спросил Ксейден с ужесточившимся взглядом.
– Нет! – я замотала головой. – В отличие от некоторых, я ничего от тебя не скрывала.
Он отстранился, и его глаза забегали, прежде чем он снова уставился на меня.
– Вайоленс, – произнес он тихо, – Аэтос трогал тебя после того, как я рассказал тебе об Альдибаине?
– Что? – я наморщила лоб и убрала с лица выбившийся локон, которым играл поднявшийся ветер.
– Вот так, – он коснулся моей щеки. – Для проявления его силы нужно касаться лица. Он трогал тебя так?
У меня раскрылся рот.
– Да, но он всегда так меня трогает. Он бы н-никогда… – я осеклась. – Я бы поняла, если бы он прочитал мои воспоминания.
Ксейден помрачнел и уронил ладонь. Но не убрал ее совсем, оставив у меня на плече.
– Нет, Вайоленс. Поверь – не поняла бы, – в его голосе не звучало обвинения – только смирение, ранящее остатки моего сердца.
– Нет, – я качала головой.
Даин способен на многое, но он бы никогда не поступил со мной так, никогда бы не забрал то, что я не предлагала сама. Вот только один раз он уже пытался.
– Это тебе, – сказал Гаррик, протягивая конверт Ксейдену.
Тот убрал руку с моего плеча и надломил печать. Я прочитала надпись на конверте, пока он читал послание.
«Приказы по Военным играм для Ксейдена Риорсона, командира Четвертого крыла».
Я узнала почерк – как не узнать, если я видела
