Грэзу затруднялся с ходу правильно выразить сложное и непонятное чувство, но оно заставило сердце забиться чаще, как… как в ожидании чуда. Почему-то — чуда.
Песий выродок! Наверное, именно так демон и получает новых слуг!
Юноша опустил голову — да, это закономерно. Слишком много легло на душу за эту войну. Остаться прежним было бы невозможно: грязь сомнений наросла на Эли толстой коростой, изъязвила веру. Немудрено, что его занесло в Танту. Наверное, даже Борр не уверен, нужен ли ему такой воин.
Песок хорошо поглощал звуки, а ножки, ступавшие по нему, были так легки, что Грэзу очнулся, лишь когда его обняли со спины и заплакали:
— Эли, Эли, Эли-и-и!
— Иска… Я сделал то, чего ты хотела. Я убил его, — тихо вымолвил Грэзу.
— Дурак! — дернули за волосы, да так, что юноша растянулся на песке. Маленькие кулачки стукнули по груди. — Дурак! Дурак такой! Я умерла! Давно умерла! Еще там, в храме!
Девушка сердито отпихнула возлюбленного, закрыла ладонями лицо и заплакала. Обиженно, искренне, горько, как плакала давно, еще когда не стала Айелет.
Эли подхватился, обнял, притянул к себе, утешая:
— Иска, ты чего? Я же сделал все, как ты велела! Теперь мы победим.
А девушка непонятно почему снова рванулась из объятий:
— Мы с тобой уже давно проиграли! Я мертва! Слышишь?! Пророчица меня убила в храме! Она отобрала мое тело!
Грэзу вздрогнул, неверяще посмотрел в заплаканные глаза подруги и похолодел. Она говорила правду. Теперь стали понятны и собственные метания, и то, как вела себя Иска. Нет… не Иска… Айелет! Это была Айелет.
— Прости меня, — безвольно уронил вдоль тела руки.
Девушка молча замотала головой, на мгновение прижалась к Эли, а потом с силой толкнула его:
— Уходи! Ты должен жить! За себя, за меня! Для нашего сына!
Эли усмехнулся:
— Куда? Меня убили. Неужели не видишь?
Иска снова замотала головой, попятилась к озеру и сердито крикнула:
— Не смей сдаваться, идиот! Слышишь? Не смей!
— Не смей умирать, идиот! Слышишь, Грэзу, не смей! — погрубев, эхом повторил знакомый мальчишеский голос. Неведомая сила вздернула и поволокла Эли куда-то вверх, в глухую болезненную темноту.
Эпилог
Очнулся Эли Грэзу на узкой кровати в маленькой комнате с низким сводчатым потолком. Пытаясь понять, куда попал, не поворачивая головы, скользнул взглядом по сторонам и подумал, что бредит. В кресле рядом с кроватью, раскинувшись, дремал Яир. Исхудавший и от этого еще более лопоухий. На левой щеке мага лиловели свежие шрамы ожога, сползающие толстыми рубцами на шею и плечо, а светлые волосы, скрученные и опаленные огнем, торчали неровными клоками.
Эли слабо шевельнул рукой, Яир тут же отреагировал — вскинулся, расцвел счастливой улыбкой:
— Грэзу, сволочь рыжая, очнулся!
"Не померещилось", — отстраненно подумал Грэзу, еще не до конца осознав и приняв тот факт, что сгинувший друг неожиданно ожил. Хотя вот Эли сам вроде бы тоже умер.
— Яир? — ответно шевельнул губами, спрашивая одним словом про все сразу: — Откуда…
Маг, нахмурившись, прикрыл ладонью шею.
— Грэзу, я должен тебе кое-что рассказать. О пророчице. — Облизал губы и замолчал, растеряв всю решимость в последний момент.
Грэзу не стал торопить товарища, вспоминая встречу с Иской у озера. Эли с удовольствием посчитал бы все бредом, но не позволил: жизнь в обмане — это не жизнь, а прозябание без уважения к самому себе.
— Не тяни, не околею от правды, — поняв, что молчание затягивается, подопнул мага.
Яир, кивнув, принялся за невеселое повествование. Грэзу слушал и с каждым словом становился все мрачнее. Он нутром, потрохами почувствовал — побратим не врет, рассказывая о смерти своей боулу, об Айелет, об Ансуре, о вампирах, о Восточном Зифе. Эта новая правда прокатилась по Грэзу мощным селем, буквально расплющив, раскатав по камушку все то, на что он опирался в часы сомнений, оставив за собой отвратительную грязь.
Когда же речь зашла о клятве Ансуре, Грэзу равнодушно поинтересовался:
— Почему меня не добили?
Причин, по которым хозяин Яира оставил пленника в живых, Грэзу не видел. Даже если этот Лирой и вправду не демон, а какой-то божок.
Маг нахмурился.
— Ты брат мне, забыл? — и снова понизил голос почти до шепота: — Скоро Дюс придет. Поговорить. Ты не кидайся больше на него. Он лучше многих сирин, и не враг нам.
Эли усмехнулся — придет, значит… значит, еще ничего не решено… значит, о будущем думать рано — и погрузился в ожидание.
Победа чужих богов ничего не изменила: во сне Грэзу как прежде несся в снеговых тучах вместе с северным ветром, ловил отражение молний гладкой поверхностью клинков. Правда, теперь такая участь представлялась насмешкой, бесполезной и никому не нужной жертвой. Бесстрашного командира седьмого майджа накрыло серой волной апатии. После разговора с Ансуре, Грэзу больше не мог цепляться за развалины собственной правоты. Он четко осознал, что жил совершенно зря — ни для кого — предав не только Иску, но даже себя.
Демон, оставив Грэзу целых три дня болтаться в неведенье цветком в проруби, явился уставший и недовольный в компании темноволосого сирин и… вампира! Бесцеремонно, не здороваясь, уселся в кресло, подпер щеку кулаком и лениво что-то рыкнул.
— Ну и что прикажешь с тобой делать? — перевел сирин.
Эли промолчал, не в силах отвести взгляд от упыря. Находиться с ним рядом было невыносимо: во рту пересохло, а пальцы свело судорогой от невозможности свернуть кровососу шею. Тот уловил эмоции пленника: уголки губ тронула едва заметная усмешка.
Неизвестно, насколько затянулось бы напряженное молчание, если бы не Ансуре, который пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание пленника.
Грэзу с трудом вспомнил, что это от него ждут ответа.
— Хочешь меня убить? — то ли спросил, то ли предложил юноша.
Ансуре вскинул руку, останавливая толмача, и сам заговорил на божественном языке, даже чище, чем перебежчик сирин.
— По-прежнему мечтаешь уничтожить меня, Эли Ни, или сам желаешь умереть?
Грезу задумался. Ненависть к Ансуре ушла после рассказа Яира, а может быть еще раньше. Его сменила горечь опустошения от бессмысленности происходящего и невозможности хоть что-то изменить.
— Не мечтаю, — ответил только на первый вопрос юноша, на второй он ответить не мог: не определился еще. Будущее представлялось дорогой, ныряющей в густой туман, и Грэзу не был уверен, что хочет в него входить, как бы малодушно это ни звучало.
Ансуре насмешливо хмыкнул, а у Грэзу буквально язык зачесался обложить демона или кто он там, вывести из себя, стереть с лица снисходительную ухмылку, но вместо этого Эли спросил:
