любят говорить мне Астрид и наши сыновья. Только Глин говорит:
— Все в порядке, папа, тебе не нужно понимать искусство, чтобы чувствовать его.
Потому что она особенная, моя маленькая Глиндон. И сострадательная до безобразия. Как ее мать.
Только она уже не маленькая и привела домой парня-уголовника, который меня раздражает всякий раз, когда он приходит на ум.
— Почему ты не показала мне это раньше? — спрашивает Астрид, мягко нахмурив брови.
Глиндон проводит ладонью по ее шортам. Когда они стоят бок о бок, они выглядят такими похожими и в то же время такими разными. Они одинакового роста, у них одинаковые глаза, но все остальное их отличает.
У моей жены зрелая красота, та, что оттачивается годами, когда она становится крутой бизнесвумен, художницей, женой и, самое главное, матерью.
Я бы никогда не смог стать хорошим отцом, если бы она не была матерью моих детей. Она понимает разницу между ними тремя и делает все возможное, чтобы не подавить ее.
Она никогда не одевала Лэндона и Брэндона в одинаковую одежду. Даже ни разу.
И когда люди говорили ей, что они будут выглядеть мило в одинаковой одежде, она отвечала, что она не готова пожертвовать их чувством индивидуальности только для того, чтобы все считали их симпатичными.
— Наверное, я не думаал, что это достаточно хорошо, — говорит Глин. — Брэн не должен был показывать тебе это.
— Он и не показывал. На самом деле я пробралась в твою художественную студию. Я знаю, знаю. Я не должна была, но ты почти год ничего мне не показывала. — Она крепко сжимает пальцы на плече нашей дочери. — А это не просто хорошо, это эмоциональный шедевр. Когда я увидела его в первый раз, у меня на глаза навернулись слезы от потока эмоций.
— Правда?
— Я тебе когда-нибудь врала?
— Спасибо. — Ее голос дрожит. — Ты не знаешь, как много это значит для меня.
— Не всем понравится то, что ты делаешь, и это нормально, Глин. Просто отвлекись от чужих мнений и сосредоточься только на своем творчестве. Это если ты все еще хочешь продолжать идти по этому пути.
— Конечно, хочу.
— Ты всегда лучше всего выражала себя с кистью в руках и лукавой ухмылкой на губах.
Глин хихикает, затем обнимает мать.
— Спасибо, мама, правда. За все.
Астрид поглаживает ее по спине с выражением любви на лице.
— Значит ли это, что отныне ты будешь показывать мне свои творения?
— Буду.
— Хорошо. А теперь расскажи мне, о чем ты думала, когда делала это?
Глин смущенно улыбается.
— О прекрасном кошмаре.
— Мне это нравится.
— Мне тоже.
— Также я поговорила с профессором Скайсом, так как Лэндон сказал мне, что он не дает тебе покоя.
— Лэн сказал?
— Да, — медленно говорит Астрид. — Но самое странное, что профессор Скайс сказал, что его уже посетил какой-то человек в маске, который пригрозил ему, что если он продолжит тебя доставать, то ему лучше начать считать свои дни. Будь честна со мной. Как ты думаешь, это был Лэн?
Глин издал вздох и покачал головой.
— А я-то думала, почему он вдруг изменил свое отношение ко мне. Он даже похвалил мою картину перед всем классом, чего раньше никогда не делал. Теперь я знаю, что это все из-за угрозы, и нет, мама, я не думаю, что это был Лэн.
— О, хорошо. Если твой старший брат создаст какие-либо проблемы, ты дашь мне знать, верно?
— Нет, мама, извини, но я не буду. И Брэн тоже не будет, вообще-то. Лэн — большой мальчик. Он может справиться сам, без твоего контроля.
— Глиндон! Откуда у тебя привычка отнекиваться?
— Я просто... чувствую себя лучше, когда говорю все вслух, а не закапываю это в себе.
Моя жена улыбается.
— Ну, как раз вовремя. Я горжусь тобой, малыш. И я так рада, что ты нашла кого-то, кто понимает и любит тебя такой, какая ты есть.
Слабый румянец покрывает ее щеки.
— Ты думаешь, Киллиан любит меня?
— Любит тебя? Нет, это нечто большее. Он выглядит так, будто готов ради тебя посеять хаос, и поверь мне, когда я говорю, что такую любовь редко встретишь.
— Ты думаешь?
— Я уверена.
— Он не один из нас.
Я выбрал этот момент, чтобы зайти внутрь и затем обхватываю рукой талию моей жены.
Она прекрасно сидит в моих объятиях. Эта женщина была создана для меня, и я отказываюсь думать иначе.
— Папа. — Глин дуется. — Почему ты так говоришь?
— Потому что он маленький псих, вот почему. Представь, кем он станет когда вырастет.
— Эйденом? — спросила Астрид с озорной улыбкой. — Ты все еще любишь его.
— Терплю его, а не люблю, принцесса.
— О, пожалуйста. Ты слишком опекаешь Эйдена с самого детства. В любом случае, Эйден из тех людей, которые ставят свою семью выше всего на свете, так что не осуждай его.
— Да, папа, не осуждай.
— Теперь мы играем два на один, да?
— Ну, ты сам поставил себя в такое положение, — говорит мне Астрид, беззастенчиво принимая сторону нашей дочери.
— Все еще люблю тебя, папа. — Глин чмокает меня в щеку, затем ухмыляется. — Я пойду, пока вы не начали целоваться.
Ее смех эхом разносится в воздухе, когда она покидает студию.
Моя жена скользит рукой по моим ребрам и груди, в ее глазах мерцает свет.
— Мы начнем целоваться, мой король?
Достаточно нескольких ее ударов, чтобы превратить меня в бушующий вулкан.
— Не уверен. Ты только что приняла сторону этого ублюдка Киллиана, а не мою.
— Потому что ты неразумен, и ты это знаешь. Он вернул нашу дочь с того света, и только за это я ему благодарна. — Ее рука путешествует к моей щеке, ее голос смягчается, когда она говорит: — Ты действительно не собираешься меня поцеловать?
— Я никогда не откажу тебе, принцесса.
Я буду проигрывать ей снова и снова, если мне придется.
Мои пальцы поднимают ее подбородок, и мой рот встречается с ее ртом. Я целую ее с благодарностью, любовью и абсолютной потребностью иметь ее в своей жизни. Она и есть моя жизнь.
Моя жена.
Мать моих детей. Моих.
Кретины
Леви: Я ТОЛЬКО ЧТО ПОТЕРЯЛ СВОЮ
