Затем Шарлотта, по-прежнему смеясь, рассказала Леопольду о том, как она притворилась, будто хочет замуж за Глочестера, когда ее пытались выдать за Оранского.
— Теперь, надеюсь, вы понимаете, милый Лео, что я должна пойти на эту свадьбу.
— Не вижу оснований.
— О, мое дорогое, серьезнейшее степенство! Позвольте мне самой судить, что лучше для моих родственников.
— Но, дорогая Шарлотта, вы же не можете судить о состоянии своего здоровья лучше, чем доктора.
— Вы обращаетесь со мной, как со старухой! Нет, я все равно пойду. Бедняжка Мария, она столько лет ждала этого события. Вчера, навещая меня, она рассказала про свое подвенечное платье. Оно очень красивое... как было у меня... и очень похоже на мое. Тоже из серебряной парчи, украшено вышивкой и брюссельским кружевом. А в волосах у нее тоже будут бриллианты. Она будет прекрасно выглядеть, несмотря на свой возраст. Бедная старушка! Я уверена, что Глупый Билли будет ей гордиться.
Леопольд тихонько кашлянул — в знак неодобрения.
— Шарлотта, вам не следует говорить о своих родственниках, членах королевской семьи, в таком тоне.
— О, но я так привыкла, дорогой Лео, а вы уже, вероятно, убедились, что я многое делаю не так, как надо. И всегда делала.
— Не понимаю, зачем нужно продолжать поступать не самым лучшим образом.
— Лео, дорогой, как вы мило изъясняетесь... словно произносите речь в Палате общин, а не разговариваете с вашей любящей женой.
— Я не уверен, что жена меня любит.
— Лео, как вы можете говорить такое?!
— Жене не хочется сделать мне приятное.
— Ну как вы можете? А, я знаю, в чем дело! У вас есть другая женщина. Я видела, с каким восхищением вы смотрели на родственницу Веллингтона!
— Не говорите глупостей. Она пожилая женщина, на двадцать лет старше меня.
— Ну и что? Папа всегда любил зрелых женщин. Может, все принцы такие. О, Леопольд, неужели я для вас слишком молода?
— Порой мне кажется, что ваша непоследовательность объясняется именно молодостью.
Шарлотта вдруг рассердилась. Неужели ему и вправду нравится родственница Веллингтона? О, она этого не вынесет! И потом... она непременно должна пойти на свадьбу Марии! Разве можно не посмотреть, как бедная старая тетушка, прождав столько лет, наконец выйдет замуж за степенного Глупого Билли! Шарлотта вполне могла вообразить себя на месте Марии. Конечно, она тогда всех разыгрывала, но люди-то считали, что она говорит всерьез!
— Я пойду на свадьбу Марии, — холодно произнесла Шарлотта.
Леопольд встал, щелкнул каблуками, поклонился и вышел.
* * *
Первая ссора... Шарлотта не могла этого вынести. Леопольд ею недоволен! Он никогда не смотрел на нее таким ледяным взором.
«И все же если я захочу пойти, то пойду, — сказала она себе. — Пусть он мой муж, но он не должен забывать, что это я буду королевой Англии, а он всего лишь мой супруг».
Что бы ей надеть на эту свадьбу? Надо бы что-то особое... Платье из золотой парчи... серебряное не подходит, ведь она уже замужняя женщина.
Однако Шарлотту не утешали мысли о платье, не успокаивало то, что она настоит на своем. На самом деле ей не хотелось настаивать. В глубине души ей хотелось только ублажать Леопольда.
«Нет, я должна помнить, что в один прекрасный день я стану королевой! И он пусть об этом не забывает!»
Какой несчастный день! Леопольд ее избегал, а когда она виделась с ним в присутствии других людей, он держался отчужденно.
Ах, он, конечно, прав. Врачи же сказали, что ей не следует ходить на свадьбу. Как глупо она себя вела и как, должно быть, разочаровала Леопольда!
Шарлотта позвала фрейлину.
— Пойдите и скажите... пойдите и попросите принца Саксен-Кобургского заглянуть ко мне... в любое удобное для него время.
Он пришел почти сразу же.
— Шарлотта!
— О, Лео!.. Ваше степенство, как я глупо себя вела! Вы правы, что дали мне это понять. Что мне сказать вам? Я не пойду на свадьбу Марии. Это глупая прихоть. О, Леопольд, вы можете меня простить?
Леопольд мог и простил.
Он был серьезен и нежен. Он сказал, что любит дорогую Шарлотту еще больше, чем раньше. И похвалил ее за мужество, ведь нелегко признаваться в собственных ошибках. Он так горд ею!
— Значит, у нас все как... прежде? О, Леопольд, я так счастлива! А то я думала, что эта... эта размолвка продлится, и ничего уже не вернуть.
— Мы никогда не должны допускать долгих размолвок.
— Мы вообще не должны допускать размолвок, дражайший Леопольд.
Он улыбнулся суровой судейской улыбкой.
— Размолвки могут возникнуть, но давайте поклянемся, что мы всегда будем улаживать возникающие недоразумения.
— О, давайте! — воскликнула Шарлотта, и они принесли торжественную клятву.
В результате Шарлотта не присутствовала на венчании принцессы Марии и герцога Глочестера.
Шарлотта решила, что Клермонт — прекрасное место для ее идиллической семейной жизни. Здесь они с Леопольдом могут отгородиться от мира и жить, по ее выражению, «как простые люди».
Шарлотте хотелось жить спокойно, по-домашнему. Хотелось, как любой хозяйке знать, что творится в ее доме. Леопольд снисходительно улыбнулся. Шарлотта с каждым днем становилась все более покорной.
Они оба полюбили Клермонт с первого взгляда. Красивая долина Эшер была прекрасна. Герцог Клер купил эту землю у сэра Джона Ванбрука и, построив дом, дал ему название «Клермонт». Когда Шарлотта впервые увидела его, она пришла в такой восторг, что почти взлетела по ступенькам крыльца — а их было тринадцать! Шарлотта нежно потрогала коринфские колонны, поддерживавшие фронтон, и порывисто произнесла, обращаясь к Леопольду, что наконец-то у нее появился дом.
На первом этаже было восемь просторных комнат, и Шарлотта в восторге пробежала по ним. Она чувствовала себя обыкновенной женщиной, выбирающей дом, чтобы растить в нем детей, сказала она мужу.
Леопольд, как всегда, старался ласково обуздать ее порывы. Конечно, она будет счастлива в этом доме, однако будущей королеве Англии не следует слишком часто воображать себя обыкновенной домохозяйкой.
— А важного принца — обыкновенным мужем, — подхватила Шарлотта. — Тем более, что вы действительно необыкновенный. Вы лучший муж на свете.
И Шарлотта обвила руками шею Леопольда и принялась целовать его прямо в гостиной, где их любой мог увидеть.
Шарлотта посмеивалась над Леопольдом. Она обожала его поддразнивать.
«Клермонт, — думала она, — самый лучший дом на свете, потому что я буду в нем так счастлива... счастливее всех в мире!»
