Ну и что? Все правильно сказал «бесноватый».
И все бы ничего, если бы не комментарии к этой фразе редактора книги И.М. Фрадкина: «Исторически несостоятельное утверждение».
Вот так. Когда государство воспитывало атеистов, го оно приводило средневековые примеры двойной морали церковников. Когда, оказалось, что то же самое сказал Гитлер, то это сразу оказалось «исторически несостоятельным утверждением».
В результате один человек, прочитавший «Застольные разговоры» запомнит, что многоженства в Германии после Тридцатилетней войны не было, а другой, знакомый с иными источниками, будет уверен, что было.
А между прочим, именно из таких мелочей формируются противоположные мировоззрения.
Все это я рассказываю лишь для того, чтобы объяснить, откуда происходят ожесточенные споры о, казалось бы, бесспорных истинах. Дело в том, что ни одно государство мира не будет очернять свою историю, принижать свои достижения и превозносить успехи и достоинства противников. Это было бы равносильно самоубийству.
А так как информация сегодня стала общедоступной, то все чаше возникают дискуссии приблизительно следующего содержания.
— У нас были самые лучшие танки!
— Не врите, самые лучшие танки были у нас.
— А вы ими пользоваться не умели.
— Зато у нас их было больше!
Или:
— Мы вас победили в Бородинской битве.
— Ничего подобного, это мы вас в ней победили!
Или:
— Мы знаем, это вы расстреляли пленных польских офицеров.
— Чушь! Уже доказано, что это не мы.
И так далее.
Но бывает, что искажение фактов происходит внутри одной идеологической системы, что приводит к противоречиям и вызывает общее недоверие.
Поэтому ссылаться на источники нужно очень и очень осторожно, словно пробираться по минному полю.
Самое опасное в военно-исторической литературе — это невежество, сознательное искажение фактов и плагиат ее авторов.
Впрочем, я перейду к примерам. И начну с себя.
На мое утверждение в книге «Неизвестные лики войны», что Россия за годы Первой мировой потеряла более 6500 самолетов даже знатоки военной истории возразили, что эта — я цитирую — «цифра вызывает сомнение. Вряд ли Россия имела такое количество самолетов (Франция, основной поставшик самолетов в Россию, имела в конце войны около 3300 самолетов)».
Отвечаю. Самолеты, оставшиеся к концу войны и потерянные в ходе ее, — это две разных категории. В «Книге будущих адмиралов» А. Митяева упоминается, что за годы Первой мировой войны участвовавшие в ней страны произвели (кроме 276 миллионов винтовок, свыше 1 миллиона пулеметов, 152 тысяч орудий, около 10 тысяч танков) 182 тысячи самолетов.
Согласитесь, что в сравнении с этой цифрой 6500 выглядит не столь уж фантастично.
Впрочем, если книга А. Митяева не является компетентным источником, то можно заглянуть в четырехтомник «История Русской армии» A.A. Керсновского, из которого я и позаимствовал число потерь. В «Истории», в частности, содержатся краткие данные по авиастроению Российской империи.
«…Кроме «Ильи Муромца» И.И. Сикорский создал серию истребителей и разведчиков типа С, аэропланы строили A.A. Анатра в Одессе, В.А.Лебедев, Щетинин и Д.П. Григорович в Петербурге, Моска и «Дукс» в Москве. В 1917 г. на 16 авиазаводах работало 11 037 человек. Всего за войну выпущено 5607 самолетов и 1511 моторов, получено от союзников 1800 аэропланов и 4000 моторов».
Сложив эти цифры, можно без труда получить 7407 самолетов, из которых Россия вполне могла потерять 6500.
В «Большой Советской Энциклопедии», изданной в 1928 году (всего через десять лет после Первой мировой), в томе 12, в статье «Военные снабжения» содержатся еще более невероятные данные.
«К началу войны 1914–18 в воевавших армиях было по сотне самолетов и по несколько аэростатов. Параллельно с развитием авиации возрастала и потребность в снабжении. Опыт войны дает коэффициент убыли самолетов не менее, чем 50 % в год. Даже отсталая технически русская армия, не имевшая никогда в строю во время войны более 700 самолетов, израсходовала 14 880 самолетов и 18 600 авиадвигателей, стоимостью в 520 миллионов рублей».
Следующий пример.
Давно известно, что знание — сила. Военные знания —* военная сила. А знание военной истории — залог силы любой армии, искусства ее военачальников и духа солдат.
Очень хорошо, если военно-патриотическое воспитание в государстве стоит на должном уровне, если его граждане с юных лет знакомятся с боевыми подвигами своих отцов и дедов, защитивших свободу родины.
Один из таких подвигов был описан в детском журнале «100 вопросов 100 ответов» (выпуск 7-й, «Молодая гвардия», 1979 г.)
«Главной ударной силой фашистов был тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», карманный линкор, как его еще называли…
16 августа рейдер вышел из Норвегии, поднялся на север до кромки льдов, прошел на восток и, обогнув мыс Желания, вошел в Карское море. Поначалу казалось, что все идет как задумано: корабельный самолет типа «Арадо» сумел обнаружить во льдах караван советских судов, однако туман вскоре поглотил их в своем чреве. Последующие попытки восстановить контакт ни к чему не привели.
25 августа, находясь в Карском море, в 180 милях от мыса Челюскин, крейсер встретил ледокольный пароход «А. Сибиряков», на борту которого стояли два 76-миллиметровых и два 45-миллиметровых орудия.
Это было несравнимо с той огневой мощью, которой обладал карманный линкор. Из 28 орудий, которые он нес, шесть были 280-миллиметрового и восемь 150-миллиметрового калибра. Жизненно важные центры корабля прятались за 10-сантиметровой броней.
С рейдера семафором запросили: «Сообщите состояние льда в проливе Вилькицкого и где находится караван транспортов и ледоколов». Оставив без внимания этот запрос, капитан «А. Сибирякова» старший лейтенант A.A. Качарава направил корабль к острову Белуха. Увы, крейсер, имевший значительное превосходство в скорости хода, не отпускал от себя ледокол. Положение складывалось отчаянное, и все же, не теряя самообладания, Качарава продолжал уходить, постоянно маневрируя, чтобы затруднить противнику ведение прицельного огня.
Тогда, сделав предупредительный выстрел, рейдер передал сигнал: «Спустить флаг!» Но советские моряки скорее готовы были с честью погибнуть, чем бесславно сдаться на милость врагу. В ответ на требование пирата старший лейтенант Качарава приказал артиллеристу младшему лейтенанту С.Ф. Никифоренко открыть огонь. Завязался жаркий бой, исход которого был предрешен соотношением сил. Однако, выполняя свой долг, советские моряки мужественно вели неравный бой, посылая во врага один снаряд за другим, боролись с огнем, бушевавшим на борту, и водой, бившей из многочисленных пробоин.
Взрывы трехсоткилограммовых германских снарядов безжалостно рвали корпус корабля. Быстро увеличивалось число убитых и раненых моряков. Повсюду кровь, смерть, перекрученный металл. И только флаг, словно ничего особенного не случилось, привычно оставался на своем месте.
