— Мастер Фаррикс, мы бы чувствовали себя намного спокойнее, если бы вы заняли место наблюдателя в вороньем гнезде грот—мачты, в самом деле спокойнее.
— Но почему, Бодер?
— Ваши глаза могут разглядеть корабль—призрак.
— Корабль—призрак?
— Да, мастер Фаррикс, «Серую Леди». Даже при ярком свете дня она может скитаться в этих водах в поисках пропавшего юноши, и никто из нас может этого не заметить. К тому же вы видели ее раньше и сумеете помочь нам избежать столкновения с ней.
— Но то, что я видел, могло быть не более чем обманом зрения.
— Разумеется, мастер Фаррикс, но все же вы видели ее, а мы нет, и поэтому команда просит вас оказать нам эту милость и занять место наблюдателя.
В результате, с помощью Слэйна, Фаррикс отправился вверх по мачте к вороньему гнезду вести наблюдение за «Серой Леди».
Вскоре после того, как он добрался до цели, Джату поднял к нему Джиннарин.
— Я тоже хочу наблюдать, — сказала она. — Если вдруг и появится какой—либо корабль—призрак, то я хочу находиться здесь, когда это случится.
Джату рассмеялся и, перебросившись парой слов со Слэйном, отправился вниз.
Мачта медленно покачивалась взад и вперед, они плыли некоторое время в молчании, судно двигалось на северо—восток. Фаррикс показал на север:
— Что там сверкает, как серебро?
Слэйн долго вглядывался и наконец сказал:
— Это сияние исходит в солнечном свете ото льда, мастер Фаррикс. От него и мыс, и пролив получили свои названия.
Спустя некоторое время Джиннарин посмотрела на палубу, слегка подтолкнула Фаррикса локтем и показала вниз. Посредине судна возле перил стоял Араван и неотрывно смотрел на море.
— Мне так его жаль, Фаррикс. Он такой потерянный без Эйлис.
Не отрывая взгляда от Аравана, Фаррикс нежно дотронулся до руки Джиннарин:
— И я был бы таким же потерянным без тебя, моя любовь.
— Очень надеюсь, что она в Вадарии, — вздохнула Джиннарин.
— Я тоже, — сказал Фаррикс. Джиннарин опять вздохнула:
— Беда в том, что через Райвен проходит единственный известный переход. А сейчас острова нет.
— Может быть, есть и другой.
— Не думаю, — покачала головой Джиннарин, — маги давно бы знали о нем.
— Не исключено, что они плохо искали.
— Не исключено, — устало сказала Джиннарин. — Ты знаешь, я пыталась прогуляться к ней в сон.
— И что же?..
— Ничего. Я не смогла построить мост. Мы должны видеть сон в одно и то же время.
— Можно ли строить мосты между мирами? Джиннарин пожала плечами:
— То—то и оно. Но есть и еще кое—что… похуже.
— Например?
— Если бы она умерла… я тоже не смогла бы пройти к ней в сон.
— Я мало об этом знаю, — повернулся к Джиннарин Слэйн, — но мертвые часто разговаривают с живыми в их снах.
Джиннарин вздрогнула и задумалась.
— Поймите меня правильно, мисс, я вовсе не хочу сказать, что Эйлис мертва. Я говорю только, что души и призраки могут приходить в наши сны, и это факт.
Джиннарин мрачно кивнула, продолжая наблюдать за Араваном. Через некоторое время он отошел от перил и направился к себе в каюту. Когда он исчез из виду, Джиннарин повернулась к Фарриксу и со слезами на глазах сказала:
— Ты знаешь, что хуже всего? Мы не можем даже обнять его и успокоить, потому что у нас разный рост.
Серебряный мыс они обогнули без инцидентов и вошли в Уэстонский океан.
На следующий день после солнцестояния Араван и Джиннарин вновь сидели в каюте и разговаривали о делах минувших, настоящих и будущих.
— Это последний поход «Эройена», Джиннарин. Я прощаюсь с морем.
Джиннарин некоторое время молчала, затем заговорила:
— Я знаю, что вся команда горюет, много друзей погибло на острове черного мага, но отказаться от моря — не знаю… В этом ведь твоя жизнь, Араван.
— Мне слишком больно все это. — В глазах капитана блестели невыплаканные слезы. — Куда бы я ни бросил взгляд — везде вижу ее. Я оборачиваюсь на малейший шорох, ожидая, что она вдруг выйдет откуда—то и рассмеется своим грудным смехом. Я просыпаюсь ночью, словно она только что выскользнула из постели, и лежу в ожидании ее возвращения. Мы встретились на «Эройене». Здесь мы полюбили друг друга. Здесь мы вместе боролись с черным магом. А без нее «Эройен» не наполняется обещанием счастья завтрашнего дня, но вместо этого душит безысходной скорбью.
Араван спрятал лицо в ладонях, по щекам Джиннарин текли слезы.
На следующий день Араван собрал всю команду «Эройена» и объявил, что это их последнее совместное плавание, по крайней мере на время. Послышались отдельные возгласы протеста, но большинство членов команды поняли все верно.
— Мы отправимся в тайный грот в бухте Тхелль, где и опустим паруса, — добавил Араван. — Затем разделим сокровища, и когда добавим их к тому, что у нас припрятано в банках Арбалина, то, думаю, вы и ваши близкие сможете безбедно существовать вне зависимости от того, чем вы станете заниматься.
В начале февраля корабль эльфа подошел к побережью восточного континента, и Араван с пиксами высадился на берег. Они углубились в лес и отправились к Тарквину, который встретил их дружескими объятиями. Антера и пиксы, пришедшие с ней в тот роковой день, остались здесь, ибо у них не было больше дома в Дарда—Глайне.
Они пробыли у Тарквина неделю, и на восьмой день Араван стал прощаться.
Хиддены подошли к нему, и вперед выступила Антера:
— Когда ты появился в Дарда—Глайне, то сказал, что хочешь спасти нас. Мы пошли с тобой, но по другой причине — проучить тех, кто держал в неволе фоксрайдера. Потом возникла еще одна причина — отомстить за уничтожение Райвена и убийство наших близких в Дарда—Глайне. Ты, Араван, был прав. Ты и в самом деле пришел спасти нас, хотя в то время мы об этом не догадывались. Я и мои друзья никогда этого не забудем. Мы хотим подарить тебе на память о нас хрустальное копье. Это копье имеет истинное имя — кристаллопир.
Джиннарин и Фаррикс приблизились к Антере с одной стороны, Тарквин и Фалайн — с другой, и все они поклонились Аравану. После этого из задних рядов вперед вышли девять пиксов и вручили Аравану копье: наконечник—кристалл на длинном черном древке.
— Как ты знаешь, этот кристалл, поразивший Дарлока, обладает удивительной мощью. Используй его с умом и оберегай его истинное имя, ибо в скверных руках он может принести множество бед.
Араван с поклоном принял от пиксов копье, его длина оказалась около восьми футов. Он повертел его в руках, разглядывая серебряную оправу древка. На ней очень тонкой резьбой были выгравированы непонятные рунические знаки. Он взглянул на Тарквина.
