Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
— Ты всю Библию, что ли, наизусть знаешь?
— Не всю, но кое-что. И Коран, и Тору. Мейсон, хоть ты квадратные глаза не делай, у тебя самого в башке бодлеров да йейтсов не меньше в побайтовом исчислении.
— Так ты тоже все понял?
— Еще там, у профессора. Он, сцуко, не сказал напрямую, что мы именно этого и добиваемся, но как два с двумя не складывай, а все равно будет семь-восемь, но никак не девять.
Чарли стремительно осел на пол.
— Я ничего не понял, — поведал он жалким голосом. — Объясните, пидорасы.
— Объясни ему, пидорас, — предложил я Фирзаилу. — Тебе оно всяко очевиднее.
— Вот эти сейчас объяснят, — севшим голосом посулила Айрин и тоже медленно опустилась на колени. — Господи, во что вы меня втравили?..
Маг, проводивший ритуал, как раз вернулся в зал. Спиной вперед, пятясь с предупредительностью человека, отступающего от бешеных собак по минному полю. А по коридору из основного машинного зала навстречу ему неспешно надвигалась гоп-компания, которую я тут не то чтобы не ждал, но надеялся не увидеть. Возглавлял ее коренастый, полностью седой альфа-самец невиданного ранее образа, тяжело опирающийся на длинный резной посох. «Словно высечен из гранита, лик был светел, но взгляд тяжел — жрец Лемурии, Морадита, к золотому дракону шел…».[9]Мик, однако, в очередной раз прав — столько этого чужеродного стихотворчества в голове понабито, хоть клапаны ставь для стравливания. За ним также несуетливо двигалось с полдюжины разномастных личностей в знакомых до боли серых хламидах. Вторым слева шел Эл — его не узнать было невозможно. Морда лица у Хранителя была каменная, а взгляд, которым он по мне походя скользнул, такой скорбью был наполнен, что захотелось побросать свои скорострельные погремушки и начать каяться. Не злостью, этого ни в одном глазу. Даже не упреком. Одна сплошная печаль, какой можно бутыли с джиннами запечатывать на веки вечные.
— Не надо, Мейсон, — тихо сказал в спину фон.
— А?
— Не надо прорываться. Они не по наши души… и вообще не по души.
— Не буду.
Да и пробовать бесполезно, сам почувствовал всеми фибрами души. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью — с детства не ощущал такого, с тех самых пор, как в возрасте пяти лет утащил одну из дедовских винтовок и, играясь на заднем дворе в солдата, выстрелил в дедов же старый ренглер, пробив ему капот и покорежив двигатель. Прятаться было глупо и бессмысленно, идти сдаваться… в общем, не страшно, дед никогда не ругался за играние с оружием, полагая это лучшей школой для пацана. Но тяжело. Прежде всего потому, что ясно было: дед поворчит, может, отвесит затрещину, а потом набьет трубку и пойдет курить возле поленницы, как всегда делал, когда был собой недоволен. Именно собой. Пофиг ему было и на машину, и на ружье, а вот на то, что его внучек, сын героя войны, внук героя войны и правнук такого перца, о котором по всей Канаде легенды ходят, был им воспитан недостаточно хорошо, чтобы совладать с винтовкой и заставить ее стрелять только туда, куда надо… — вот за это он переживал. Подумаешь, казалось бы, пять лет — выслужится еще. Но то когда еще будет, а жить надо этим днем, всегда повторял дед. Обломавшись сегодня, своего завтра ты можешь и не увидеть, и никому не помогут твои отмазки — что, мол, был нездоров, не сообразил, не поспел, критические дни не вовремя подкатили. Да если даже и увидишь, то дорога ложка к обеду, и в ушедший сегодня поезд завтра не впрыгнешь. Потому, что бы ни делал — делай вовремя, и правильно делай, чтобы не приходилось переделывать. А если не умеешь, то учись, а если взялся и не смог, то эх на тебя, и эх на того, кто тебя учил, и на всех тех, кто за твоей спиной в момент неудачи — здоровущий такой эх, самое обидное дедово ругательство. А деда я уважал и даже, пожалуй, любил как никого — с отцом тогда еще знаком не был, он всегда был где-то там, в полях, и в моей жизни появился позже, мать тоже занималась своей жизнью. И подвести деда — хуже ничего и в страшном сне было не представить.
А теперь вот Эл.
«Хранитель — это судьба, мистер Мейсон, и судьба нелегкая. Я от нее не побегу».
Мне жаль, Эл. Это была не глупость. Это было мое решение — глупое, как вся моя жизнь. Но кто ж виноват, что родился я и вырос там, где принятие глупых решений — единственный способ жить в мире с собой? И знаю я, что с тобой мы разойдемся сейчас, как всегда, не сказав друг другу грубого слова, потому что поняли друг друга, а пересечение наших Путей — это всего лишь перекресток, а вовсе не повод для драки. Но мне, на самом деле, искренне жаль, что я тебя огорчил. В мире… в мирах, которых, как выяснилось, хоть жопой жуй, вполне достаточно сволочей, которым это огорчение было бы куда более кстати.
Предводитель Хранителей остановился на входе в зал, окинул его тяжелым взглядом из-под косматых бровей и гулко бумкнул в пол посохом. Низкое гудение распространилось по залу, и кое-кто из местных деятелей начал совершать суетливые и какие-то совершенно неуместные движения, а в самой середине зала вспучился пузырь темной полупрозрачной материи. Он быстро и неумолимо разбежался по залу, накрывая фигуры. Первым в него влип маг, оказавшийся ближе всех к центру. Сопротивляться или уклоняться он не пытался — покорно склонил голову, и пузырь обтек его, принимая, как жидкая смола поглощает неосторожную муху и застывает в виде янтаря. Я заметил еще тоску во взгляде Фирзаила, когда разбегающееся вещество накатило на него, накрыв сразу с головой, а потом она добралась и до нас. Страшно не было, никаких признаков дискомфорта на лице увязшего первым Мага не запечатлелось, единственно я вяло побеспокоился о сохранности пулемета — я-то прочный, а вот эту конструкцию может заклинить намертво. Айрин попыталась завизжать, но скрылась в пузыре в одну секунду, и зародыш визга оборвался мягко, как придавленный подушкой. Волна навалила без плеска, плавно обтекла все тело и даже на лицо легла скорее ощущением комфортного слоя крема. А потом мир остановился, и последней мыслью было любопытство — не через тысячу ли лет меня выломают из этого янтаря с известием, что времена сменились, вот оно — Объединенное Социалистическое Королевство, вот космические корабли бороздят просторы Галактики, а к Закону о Связях принята четвертая поправка, гласящая, что на предложение пенных садов отвечать грубым отказом запрещается.
Хорошо засыпать со светлой мыслью.
* * *
И просыпаться с нею тоже хорошо.
Мысль, собственно, осталась та же, и я даже подумал, что как-то оно быстро, не иначе нас отмыли от этой обтекающей пакости в считаные секунды, быстро разобравшись, что мера принята не по адресу. Однако быстро понял, что ошибся. По крайней мере, меня успели переместить в аппаратный зал, под одну из ламп, на которую я неосторожно глянул и, конечно, сразу ослеп.
Знакомые подушки легли на голову и влили заряд бодрости и свежести. Радужные круги разбежались, словно пришпоренные мощными пинками. Вот он я, сижу на полу, подпирая спиной какую-то постройку, не подающую признаков деятельности. На поясницу сильно давило — я не без удивления обнаружил там пулемет, который у меня отобрать никто не потрудился.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
