Она раскроет Матту свои карты, а тот передаст ее слова деду. И уже сегодня ночью они смогут прийти к соглашению.
— Разговор нам не поможет, Матт, — предупредила она. — Я догадываюсь, что секретарь канцелярии позвонила твоему мастеру и ты знаешь, где я была - и какие записи обнаружила.
Матт вновь опустился в кресло, распахнул спортивный пиджак и закинул ногу на ногу с таким видом, словно одержал первую маленькую победу.
— Да, мне рассказывали. Ты не хочешь закрыть дверь? Кондиционер работает впустую.
Рэйчел бросила взгляд на распахнутую дверь и вспомнила, что маленький седовласый человечек за стойкой предлагал ей свою помощь. Какая нелепость! Он решил, что способен справиться с Маттом Уориком. Она бы предпочла иметь дело со скорпионами в душе. Пропустив просьбу мимо ушей, Рэйчел расстегнула молнию на сумочке и достала оттуда копии писем, обнаруженных ею в шкатулке из зеленой кожи.
— Я нашла их среди личных бумаг тети Мэри, вместе с завещанием ее отца, — сказала она, выкладывая документы на стол. — Похоже, что он все-таки оставил часть Сомерсета своему сыну Майлзу. Поскольку тебе известно, что я обнаружила в канцелярии суда, ты поймешь, какое значение они имеют. Прочти сначала первое письмо, то, что длиннее.
Она искала признаки испуга и ужаса на его лице, пока он читал, но Матт сохранял бесстрастность игрока в покер, что, как она полагала, объяснялось долгими годами переговоров по заключению выгодных контрактов для «Уорик индастриз». Но ему не удалось обмануть ее. Рэйчел заметила, как на виске у него запульсировала крохотная жилка.
— Тебе, разумеется, известно, что участок земли - тот самый, на котором твой дедушка построил целлюлозную фабрику, - они с тетей Мэри укралиу моего отца.
Матт задумчиво сложил письма.
— Очень похоже на это, верно? Вот почему ты должна выслушать, что хочет сказать тебе дед. Он объяснит, почему в то время они сочли, что вправе...
— Вправе?— Рэйчел схватилась рукой за горло, как будто слова душили ее. — Ты знаешь, что этот обман сделал с моей семьей, Матт. Я потеряла годы...
— Да, но дед этого не знал, пока я не рассказал ему два месяца назад. И это знание, вкупе с враждебностью, которую, как он полагает, ты питаешь к нему и Мэри, буквально убивает его.
— Что ж, да будет так, — ответила Рэйчел, не позволяя себе расчувствоваться. — Постой... Ты говоришь так, словно твой дед знаето существовании этих доказательств.
На лице Матта промелькнуло отчаяние.
— Когда дед узнал от Амоса, что тот видел у тебя на кровати завещание Вернона Толивера и два письма, одно из которых было написано его почерком, он понял, что именно эти бумаги заставили умирающую Мэри лепетать о том, что она должна подняться на чердак. Дед вспомнил о записке, которую написал, и догадался, что второе письмо принадлежит Майлзу.
— Выходит, он знало содержании письма Майлза?
Матт рассеянно теребил лист бумаги, явно не желая отвечать.
—Я принимаю твое молчание как знак согласия, — сказала Рэйчел, откинувшись на спинку стула. — Ну вот, никаких сомнений больше не осталось. Он знал, что совершает мошенничество, покупая эту землю.
Матт уперся локтями в колени и подался вперед.
— Рэйчел, в 1935 году в стране бушевала Великая депрессия. Дед говорит, что, если бы он не купил ту землю, ДюМонты, скорее всего, потеряли бы все, включая Сомерсет. Продажа подразумевала, что Мэри выберет твоего отца своим наследником...
— В качестве компенсации за обман, — перебила его Рэйчел.
Матту стало неуютно.
— Да, может быть... но он уверяет, что, как только ты выслушаешь его историю, ты поймешь все.
— Чтобы пасть жертвой его обаяния, как это случилось с тобой? — бросила она. — Причины, которыми руководствовался твой дедушка, покупая этот участок, могли быть благородными, но одновременно они оказались и корыстными. Ему нужна была земля, чтобы построить целлюлозную фабрику. А тут, словно по заказу, обнаруживается удобная и дешевая площадка. Если тебе известна история основателей Хоубаткера, то ты должен знать, что наши семьи никогдане брали друг у друга взаймы. Если у дяди Олли были неприятности, он ни за что не позволил бы твоему деду заплатить за себя.
— Он не знал о том, что тетя Мэри не имела права продавать этот участок.
— Он должен был знать о том, откуда взялись эти деньги. От кого же еще, как не от своего состоятельного друга?
Подавленное молчание Матта и уныние в его глазах Рэйчел восприняла как поражение.
— Ладно, — сказал он. — Чего ты хочешь?
— Равноценного обмена. Перси остается целлюлозная фабрика, мне - Сомерсет. Оригиналы писем будут уничтожены. Если он не согласится на эти условия, я потребую вернуть мне землю отца. Я уже связалась с адвокатом, специализирующимся на мошенничествах с недвижимостью. Его зовут Тейлор Сазерленд. Может быть, ты слышал о нем.
На лице Матта отразился целый ураган эмоций - гнев, отчаяние, бессилие.
— Ты потащишь моего деда в суд, в его-то возрасте, подвергая опасности его здоровье, с намерением погубить его доброе имя?
— Это будет зависеть от него. Я искренне надеюсь, что до этого не дойдет.
— И ты откажешь нам в возможности быть вместе?
— Моя двоюродная бабушка и твой дедушка не оставили нам ни единого шанса, Матт. — Она подтолкнула к нему письма и встала, давая понять, что разговор окончен. — Я уверена, что, когда он их прочтет, он захочет сделать так, чтобы все остались довольны.
— Почему? — негромко поинтересовался Матт, продолжая сидеть и недоуменно сведя брови на переносице. — Почему Сомерсет так важен для тебя, что ты готова уничтожить то, что могло бы быть у нас с тобой - и чего может никогда не быть у нас по отдельности?
Рэйчел услышала надрыв в его голосе, но заставила себя собраться и не обращать внимания на боль в его глазах.
— Потому что это мой долг.
— Сомерсет принадлежал Мэри, и она могла оставить его кому угодно, Рэйчел.
— Нет, она должна была передать его следующему поколению Толиверов. Твой дедушка ничего не теряет - он сохранит то, что у него уже есть, как и причину называть Хоубаткер своим домом. А я хочу того же для себя, потому что... — Голос у нее сорвался, а подбородок задрожал. — Потому что мне больше некуда идти, у меня нет места, которое я могла бы назвать своим домом.
— Рэйчел, любимая...
Матт вскочил с кресла так быстро, что она не успела даже пошевелиться, и вот его сильные руки уже обнимали ее, прижимая к груди, в которой гулко стучало сердце.
— Я могу дать тебе дом, — хрипло проговорил он. — Я могу стать той причиной, по которой ты будешь называть Хоубаткер домом.
Она изо всех сил стиснула зубы, чтобы не расплакаться, и позволила себе на мгновение замереть в его объятиях, прежде чем высвободила голову из-под его подбородка.
