Между полевыми и дворцовыми всегда чувствовалась слабо выраженная вражда. А после событий в центре столицы противоречия обострились чуть ли не до вооруженного противостояния. Тем более, что в подавлении мятежа столичный гарнизон совершенно не отличился, а некоторые части были на грани участия в заговоре. Более того, сам Особый Отдел спровоцировал митинг гражданских, который должен был прикрыть высадку корпоративного десанта в столице. Конечно спецслужба не является военной структурой, но форму-то носят. И в Империи у нас единоначалие никто не отменял. А потому Малинин не стал здороваться со всеми стоящими за руку, как сделал бы ранее. Вскинув руку к козырьку фуражки, кивнул всем и подошёл к Комбригу.
— Ну как тут у вас? Не наливали ещё? — спросил он невинным голосом. Комбриг встрепенулся.
— Будешь? Я-то с утра принял, а то коленки трясутся чего-то. — Из кармана тут же была извлечена плоская фляжка с чем-то булькающим
— Коньяк? Хотя мог бы и не спрашивать… — Малинин почему-то воровато оглянулся, — Нет. Пока не буду. У самого колено ходуном ходит, хорошо что второе протез, есть на что опереться.
* **
По больнично-белому тюремному коридору твёрдым шагом шла женщина. За каменным лицом и собранным телом прятались глаза, готовые пролиться горьким дождём.
Но ни охранники, ни даже стены одиночки, нашпигованные камерами, как украинская колбаса салом его не увидят.
Кто она?
В многочисленных личинах, потерявшая лицо. В многих прозвищах утратившая имя. Без дома, без рода, без семьи. Сломанная марионетка.
Джинн… Женька… Его было жаль, жаль, что она изломанная в карцерах спецшколы так и не смогла ответить на его чувства. Старалась быть хорошей женой матерью. Тщетно. Но может быть именно его любовь, так и оставшаяся безответной, пробуждала сейчас в ней чувство.
Ненависть, ярость, жажда мести.
Почти пятьдесят лет она жила в тюрьме безразличия не ведая кто она, упиваясь мимолётными победами и отношениями. Женька не в счёт. Начиналось как прикрытие, продолжалось как мечта, превратилось в ложь.
Стюарт. Начиналось со лжи…
В это время в зал вошёл главный Императорский Церемониймейстер. Лицо, главнее которого во время Высочайшей Аудиенции нет. Даже Император, говорят, его побаивался. Что уж говорить о прочих придворных чинах
— Соизволением Его Императорского Величества аудиенция будет проведена немедленно! По очерёдности представления вам даст указания камер-фурьер. — церемониймейстер развернулся и скрылся за огромными двухстворчатыми дверями, которые больше походили на ворота средневекового замка с неимоверным количеством позолоты. Сразу стало заметно шумнее. К дверям потянулись придворные. Военные пока стояли на месте. «Не стоит суетиться, это порой бывает вредно для здоровья» — промелькнуло в голове у Малинина.
— Ха! Глянь на камер-фурьера. Всего лишь мелкая сошка при дворе, а ведет себя как герольд на коронации! Кстати, а где наш любимый Обер-гофмаршал, который обычно этим и занимался? Ах да, случайно был замечен с мятежниками! — не к месту развеселился Комбриг. Но почему-то никто даже не улыбнулся. Нервозность только возросла. Упоминание недавней попытки покушения на Императора мятежа сейчас переносится очень остро.
Муторно. Долго и муторно. Аудиенция такого огромного количества проходила неспешно. Представление при входе в зал. Занять точно указанное место и не двигаться с него до появления Первого. Всё это напоминает построения на плацу перед Императорским смотром. В свою бытность курсантом, как помнилось Адмиралу, такие мероприятия начинались сразу после завтрака, а заканчивались пятнадцатиминутным лицезрением издалека Его Императорского Величества уже далеко позже обеда. И всё это время надо стоять на плацу. В любую погоду, в любое время года. Строго по Уставу, то есть «не взирая на…» И вот снова, на старости лет, приходится «не взирать».
— А ты знаешь откуда берёт корни слово «ходатайство»? — зашептал почти в ухо Комбриг, — Слова «ходатай» и «ходатайство» образованы от «ходить», это, вроде бы, так просто и очевидно, но нам приходится стоять.
— Слушай! Помолчи. Твои шуточки сейчас не к месту.
Бывший командир Адмирала насупился и отвернувшись глотнул из своей фляжки. «Нервное»- понял Малинин. Он даже пожалел, что не принял предложения Комбрига пару часов назад. Вдруг все смолкли и замерли, боясь даже пошевелиться.
— Его Императорское Величество! — произнёс Церемониймейстер от дальних дверей. Зашелестели платья придворных дам, защёлкали каблуки тех, кто был в мундирах, остальные просто склонили голову, приветствуя Императора. В полной тишине прозвучали шаги.
Джинн прибыл в самый последний момент в сопровождении де Огюстье. Малинин даже не заметил, как они появились и был Джинн как будто не в себе и выглядел неважно, но старался держаться. Но в этот момент в зал вошёл Государь в парадном мундире космодесантника и все взоры разом обратились к нему.
— Приветствую вас! — голос императора был слегка взволнованным.
Государь до восшествия на престол служил в космодесанте и в активе у него было несколько довольно сложных операций в дальних секторах галактики.
— Обращаюсь к вам, сограждане и доблестные мои воины, со словами благодарности. Скажу больше. Я горд вами! Нынешнее небывалое событие должно было привести к полному поражения нашего государства. Кто поддержал происки мятежников, тот изменник своего Отечества — предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит. Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Родину изо всех сил.
Неожиданно для всех приглашённых Император сделал несколько шагов вперёд и поклонился. За всю свою жизнь Адмирал никогда такого не видел. Тишина в зале стояла настолько оглушающая, что было слышно чеканные звуки шагов гвардейского караула за окнами. Все, кто находился в зале опустились на одно колено перед Его Императорским Величеством. Дамы застыли в глубоком реверансе. Через минуту речь продолжилась.
— Твёрдо верю, что безграничная любовь к Родине никогда не угаснет в ваших сердцах. Да благословит вас Господь Бог на дальнейшие подвиги. Все соотечественники, даже причиняющие нам грусть и боль, всё равно наши братья, сестры и дети, граждане великой страны.
Император закончил речь и, по-военному чётко развернувшись, покинул зал аудиенции. Теперь начнутся персональные встречи. Церемониймейстер пригласил всех в соседний зал для «скромного» угощения. В распахнутые двери донеслась музыка. Стало шумно. Эти моменты Малинин всегда не любил. Тут запросто могли отдавить единственную его ногу. Поэтому он быстро схватил Комбрига за локоть и потащил в сторону.
— Фляжку дай. — только и хватило сил сказать ему. Комбриг ни слова не говоря вытащил из кармана требуемое и открутил крышку. Потом задумчиво сказал:
— Либо мы чего-то не знаем, либо пора уходить, наконец, на