Книга Второе восстание Спартака - Андрей Константинов

В тридцати километрах от заставы Ягодная Комсомолец сказал:

– Развилка. Это символично.

– И куда какая? – спросил Спартак.

Их колонна из шести грузовиков, два из которых были ещелагерные, остановилась на довольно обширной лесной плеши. Здесь дорогараздваивалась, огибая взгорок, где точно посередине темнел под снегом небольшойкаменный фундамент. Финский, наверное. Что тут могло находиться в годы оны,совершенно непонятно. Сторожевая будка, дом отшельника? В принципе, глубокоплевать. И без принципа тоже плевать.

– Как выяснилось на краю жизненного пути, весьма полезноиметь стопроцентную память на географические карты. Дорога направо, –Комсомолец показал рукой, – ведет в лесничество. Лесничество не естьтупик, как можно подумать. Дорога продолжается и дальше, но забирает в сторонуот границы. Как понимаю, раньше она связывала ныне отсутствующие на картехутора. Видимо, основательно заброшенная дорога, а раз ею давно не пользуются,то, скорее всего, грузовикам будет не пройти. Придется бросить и идти пешком.

– И куда выйдем? – спросил Спартак.

– Дорога выведет к новым колхозам, то есть к деревням, вкоторых живут послевоенные переселенцы. Там передохнуть, набраться сил,запастись продуктами. А дальше брать за шкирку какого-нибудь местного ИванаСусанина, и пусть ведет к границе лесными тропами.

– А дорога налево, – теперь уже Спартак показалрукой, – ведет, соответственно, на заставу...

– Именно так...

Появившийся вчера вечером самолет авиаразведки развеялпоявившуюся было уверенность, что они крепко держат фарт за хвост, а бога забороду. Впрочем, им и так довольно долго сказочно везло, грех жаловаться.

Не представляло труда догадаться, что будет дальше. Теперьпротивнику известно, куда движется колонна и где она в данный момент находится.Короче, известно все, что нужно, чтобы окружить и уничтожить. И совершенноясно, как противник станет окружать и уничтожать. Только вот поделать ничегонельзя.

Отступление лишено всякого смысла. Во-первых, не для тогопрорывались, чтобы отступать, во-вторых, сзади нагоняют преследователи, аккуратна них и выйдешь, а пока с ними бьешься, в спину ударят те, кто встает сейчасзаслоном перед советско-финской границей.

Выход был один – разделиться и пробиваться разнымиколоннами. То есть одна группа идет, как шла, и выходит прямиком на заслон,через который пытается прорваться. Возможностей прорваться, откровенно говоря,негусто, но зато у второй группы есть все шансы в это время отойти подальше и,может, даже оторваться от преследователей. Только вот кто добровольно заявитсяв группу первую, в группу, называя вещи своими именами, смертников? Мало такихнаберется, если вообще найдутся охотники. Не тот народ, чтобы своими жизнямивыкладывать путь на свободу другим. Поэтому и говорить правды не следовало. Такрешил Спартак. Просто сказать людям, что они делятся на две группы только радитого, дескать, чтобы легавым тяжелее их было выследить и настичь. И все, идостаточно.

Ну, понятно, между своими тайн быть не могло. Вечером укостра (заночевали прямо в лесу, на лапнике) Спартак, Комсомолец и Марсель обовсем договорились. Куда как просто договариваться, когда все прекрасно понимают– ну нет иного выхода, просто-напросто нет.

– Я пойду с первой колонной, – вдруг сказал Комсомолец,бросив в ночной костер докуренную папиросу. – Никакого жребия, так надо.

– Надо? – переспросил Марсель, снимая с углей кружку счаем. – Что значит надо? Я отправлю Ухо за главного, и хватит.

– Надо, – твердо повторил Комсомолец. – Ну кактебе объяснить... Вроде карточного долга. Долг отдавать надо?

– Спрашиваешь, что ли?

– Спрашиваю.

– Без вопросов, надо, – сказал Марсель, отхлебываячифирь.

– Вот я и хочу его отдать. Есть у меня такой должок. Судьбепроигрался. Все коны ставил не на те карты и проигрался в дым. Вот теперь хочуразом отыграться. Вытащу из колоды жизнь и свободу – будем считать, чтоотыгрался, помру – будем считать, что мы с судьбой квиты.

– А ты ведь всерьез, – сказал Марсель, внимательновзглянув на давнего приятеля.

– Поэтому и переубеждать лишнее. Дай лучше чаю хлебнуть...

– А кто ты такой, чтобы на меня гнать! – донесся отсоседнего костра истошный вопль. – Вошь фронтовая! Сучара болотная! Да ятебе, падла, кишки выпущу!

Марсель мигом вскочил, рванул к месту набухающей ссоры.Подобные вспышки ему приходилось гасить по двести раз на дню.

– Странно все это, – сказал Комсомолец, сновазакуривая. – Мы посылаем на смерть людей, а люди верят нам. По-прежнемуверят, что мы знаем, что делаем, что мы твердой поступью ведем их к свободе.Когда ты вчера выступил перед ними и сообщил, что мы рвем в Финляндию, что надотолько границу перейти, а она рядом, что там их всех ждет амнуха, потому что занаши преступления мы можем сидеть только здесь, что больше их никто никуда непосадит – люди ж были по-настоящему счастливы, в полном смысле воспряли. Ипомирать сегодня, кому придется, будут радостно... Хотя, наверное, кто-то ещедогадывается насчет Норвегии, но молчит. Тебе не кажется, что это всенапоминает...