нос, Паша вновь повернулся к молчащему волхву:
– Где Ясмина?
На лице волхва не дрогнул ни один мускул, будто он и не услышал этого вопроса, будучи погруженным в свои мысли. Паша даже хотел повторить вопрос, опасаясь, что волхв действительно не слышал его, но старик заговорил:
– Она отдала себя ему. Взамен тебя. Когда ты умирающим упал на землю, рядом не было никого, кто мог бы помочь тебе. Была только она. Я не знаю, как ей удалось это, я не знаю, как она молилась ему. Но в одном я уверен точно, ее душа отправилась ему вместо твоей. Он любит самопожертвование.
Паша не нашел слов. Он не стал кричать и рвать на себе волосы. Он не нашел в себе сил даже на слезы. Его душа опустела в один миг, будто кто-то огромной метлой вымел оттуда все, что еще теплилось там. Не чувствуя ничего, он просто сел на лежак. Он понимал, что ему должно быть больно, что ему должно быть грустно. Но сейчас он не чувствовал даже удивления от того, что никаких чувств в нем не было. Все, что удалось выжать из себя, это глухие отголоски разочарования, которое тут же сменилось кротким смирением и безразличием. Паша не знал, сколько продлится подобное, и что именно вычерпало из него все людское, но он больше не чувствовал себя человеком. Будто весть о смерти любимой была той самой последней каплей, которая переполнила чашу. Ту чашу, которую был способен вместить в себя человек. Теперь же, когда она была переполнена, у Павла была два пути – сломаться, утонуть в хлынувшем потоке сожалений или же перестать быть человеком и вместить в себя больше.
Паша понял, почему волхв винит Павла, но при этом в его голосе не слышно сожалений. Да, Паша не проделал и сотой доли жизненного пути волхва. Паша не увидел и не претерпел и крупицы из того, что выпало на долю Велимудра. Но он достиг иного уровня быстрее, чем можно было ожидать, и стал понимать волхва.
– Где та земля, на которой мы будем искать убежище? Есть ли за нами погоня? Расскажи мне, как обстоят наши дела, чтобы я мог помочь нам, – Паша расправил плечи, и взглянул на волхва.
– Варяги говорят, будто есть в море один остров, к которому подплывет не каждый моряк. Населен он диковинными существами, полностью покрытыми шерстью, но имеющими свой язык. Туда мы и плывем. Погони за нами нет, войска князя понесли большие потери. Впрочем, и наших выжило не так много. У нас всего семь десятков ладей, на которых расположились все, кому удалось вырваться. Гномы, эльфы, люди, колдуны и жрецы павших богов. Всего две с малым тысячи душ, да поклажа.
– Как долго я был без сознания? – спросил Паша.
– Три недели.
– Значит, мы уже далеко отплыли?
– Да, но не потому, что прошло много времени, а потому что жрецы раздувают наши паруса. Сейчас мы уже в море и не далек тот день, когда мы сойдем на берег. Что будет дальше, не знаю даже я. Я не знаю, как мы спрячемся от Яхве.
– Ясно, – Паша встал с места, – Мне нужно подышать воздухом.
С этими словами он вышел из палатки, окунувшись в прохладный, морской ветер. В лицо брызнула соленая, морская пыль. Пашины глаза заслезились, они слишком отвыкли от света. На миг ему показалось, что эти слезы вовсе не от солнечного света. Но ему лишь показалось. Небрежно вытерев лицо тыльной стороной ладони, он окинул взглядом команду своего судна. Около тридцати усталых воинов, многие просто сидели на палубе, изредка переговариваясь. Другие же занимались управлением судна, крутили в руках канаты, что-то возбужденно кричали друг другу. Но их лица выражали печаль, это были воины, но побежденные воины.
Увидев Павла, многие приветливо улыбались ему, в отличие от волхва, никто из них не винил его в поражении. Не чувствовал своей вины и сам Павел, а потому ему было легко улыбнуться в ответ и поднять руку в приветственном жесте. С ним на судне плыл и Ратко, от которого Паша смог узнать подробности финала битвы.
Через несколько мгновений после того, как Павел в обличье дракона упал с небес, тучи пропустили через себя ослепительную вспышку, следом за которой последовали раскаты грома. Никто из людей не знал, что творилось там за тучами, им оставалось лишь догадываться.
Следом за громом пошел дождь, настоящий весенний ливень. Он щедро орошал землю, разбавляя пролитую воинами кровь, смывая грязь и пот с их лиц. Но битва продолжалась, воины месили грязь своими сапогами и, невзирая на усталость, вновь и вновь поднимали свои мечи и щиты. Однако ход сражения переломился в пользу княжеских сил. Его воины будто воспрянули духом, будто этот дождь дал им новые силы. Первыми их натиску поддались центральный полк и изрядно поредевший фланг варягов. Войско растягивалось и изгибалось, гномам пришлось отступать, чтобы не оказаться в окружении. Однако вскоре отступать стало некуда, за спинами войска стоял их обоз с раненными, с провизией и прочей поклажей. Войско волхва было сломлено, силы покидали воинов. Многие тогда пытались взывать к богам, но боги не слышали, или же отвернулись. Ничем не могли помочь и маги, безвольно разводя руками, они седлали лошадей и готовились бежать. Поражение было не за горами.
Волхв велел трубить отступление, стараясь сохранить как можно больше сил, но натиск врага не позволял отступать организованно. Лишь некоторые отряды смогли уйти с поля, поддерживая дисциплину и боевую готовность. Большая же часть войска просто позорно бежала, бросая оружие, бросая товарищей. Воцарилась паника, кого-то настигали и убивали, но в целом бегущего врага не особо преследовали. Княжеские отряды лишь концентрировались на тех участках, где еще встречали сопротивление. Одним из таких стал полк гномов, до последнего державший оборону. Именно поэтому среди выживших меньше всего осталось гномов. В том бою умер и их вождь, однажды спасенный Павлом Смарагд. Теперь выжившей сотней гномов командовал Кервин. Они несколько отделились от основного флота, так как собирались дождаться своих собратьев, которые покидали Каллинд. Теперь храмовники получат достойные подкрепления и уничтожат гномов, если те не бегут вместе с остальными. Та же участь ждала и эльфов, но Мигэль заранее побеспокоился о своем народе. Суда эльфов присоединились к основному флоту еще в одном из варяжских речных портов.
Впрочем, далеко не все хотели бежать вместе с побежденными на какой-то неведомый остров, и вовсе не считали их поражение концом войны. Ведь крестился только Киев, пусть с
