Не могу выразить, как я сожалею о том, что предал твое доверие. Я всегда поступал по воле Коула-цзена, и это по-прежнему так. Предполагаю, что вы с Хило меня ищете, и не ожидаю от вас сочувствия или милосердия, доведись нам встретиться.
Пожалуйста, веди себя осторожно. Хило, вероятно, считает, что победил, но Горных не так-то легко оттеснить в море. Я никак не могу изменить судьбу твоего брата или бедняги Андена, но у меня болит сердце при мысли о том, что с тобой может случиться что-то плохое. Считай это искренним предупреждением от любящего дяди и постарайся как можно скорее покинуть Кекон. Прибереги немного денег и воспользуйся своими эспенскими связями, так, чтобы не узнал никто из клана. Хороший Шелест всегда читает по облакам.
Юн ДорупонШаэ медленно развернула кресло и посмотрела на город внизу за окном.
Над ровным гулом шоссе и суетой гавани висел теплый весенний туман, в кабинете Шаэ шумно пыхтел кондиционер. Она вдруг ощутила свое тело – плоть и кровь, дыхание и ауру, составляющие ее существо, и вот она сидит здесь, в бывшем кабинете человека, отправившего это письмо.
Несколько недель назад она и ее семья выжили в тот день, когда она готовилась умереть. Равнинные сильно пострадали, и еще не все закончено, но они крепко цепляются за жизнь, как делают Зеленые Кости уже сотни лет. Она снова прочла письмо, а потом поднесла его уголок к зажигалке и смотрела, как оно догорает в пепельнице. Я не сбегу, Дору, больше не сбегу, и я приду за тобой.
* * *
В воскресенье в обеденное время в «Двойной удаче» было не так многолюдно, как прежде, но теперь, когда Доки вернулись к Равнинным, а насилие на улицах прекратилось, дела в старом популярном заведении на берегу оживились. Шаэ и Хило сидели друг против друга в отдельном кабинете, в стороне от остальных клиентов. В конце стола поставили кресло-каталку Коула Сена. Сидящая рядом с ним Кьянла поправляла салфетку на коленях старика. Вен не смогла к ним присоединиться. Несколько раз в неделю она посещала занятия по эспенскому языку в жанлунском городском колледже – когда не была в разъездах по новой работе.
Шаэ положила на стоящую рядом тарелку деда сосиски и маринованные овощи. Он пробормотал что-то похожее на благодарность и похлопал ее по руке. Она постоянно находилась в ожидании таких вот мелочей. Они напоминали о патриархе семьи, которым она восхищалась и которого любила, о человеке, всегда настаивавшем, что она такая же Зеленая Кость, как братья. Моменты ясности Коула Сена были иллюзорны и длились недолго, почти как и видимость спокойствия в Жанлуне, но Шаэ еще больше ценила и то, и другое, осознавая эту хрупкость.
Горные засели в Летнем парке, Острие и других южных районах, своей исконной территории, и усиливали оборону. Ходили слухи, что Айт Мада назначила нового Штыря. Не Воуна Балу, Первого Кулака Гонта, как ожидали Хило и почти все остальные. Айт поехала в школу Храм Ви Лон за пределами Жанлуна и призвала бывшего отцовского бойца Нау Суэна. Последние два года Нау вел малозаметную жизнь старшего наставника в Ви Лон – как многие предполагали, такова была награда за то, что он энергично поддержал притязания Айт Мады на пост Колосса и даже с удивительной готовностью перерезал горло Айту Эоде. Говорили, что он мастерски владеет Чутьем.
Шаэ постаралась получить удовольствие от трапезы и хотя бы на короткий срок выбросить из головы войну. Напротив нее Хило накладывал на тарелку хрустящие шарики из кальмара.
– Они того стоили, – улыбнулся он одними губами.
Он пытался выглядеть веселым, но Шаэ не обманешь. Гонт и его бойцы чуть его не убили, и хотя прошло уже несколько недель, Хило до сих пор регулярно ходит к доктору Трю и быстро устает из-за полученных ран, но не это его мучает. Ее брат носит в себе обиду, мрачное раздражение, часто вспыхивающее гневом или сомнениями в самом себе. Он спас клан, но потерял еще одного брата.
– Ты должен его простить, – сказала Шаэ. – Даже если он пока не может простить тебя.
Она осознала иронию этих слов – ведь было время, когда она не желала больше видеть Хило или говорить с ним, а теперь они Колосс и Шелест клана.
Пока что Шаэ ни разу не добилась ответа, когда упоминала Андена, и, конечно же, сейчас Хило тоже не посмотрел на нее и промолчал. Шаэ продолжит попытки, просто еще рано. Лан говорил, что после ее отъезда в Эспению Хило полгода о ней не разговаривал.
– Разве ты не хочешь узнать, где он? В безопасности ли он?
Уж об этом она позаботилась.
– Нет, – сказал Хило.
Любой ответ – уже прогресс, Шаэ не стала больше напирать. Оставив Андена сломленным, но спокойным на пляже у материнского коттеджа, она поговорила с Вен, а та с Кеном, и он тайно отправил в Марению двух надежных охранников.
К столу подошел господин Унь и кривобоко поклонился. Левая сторона его головы была густо замотана бинтом. Он принес черную деревянную коробочку, на лице была написана деланая улыбка, не скрывающая нервозность.
– Коулы-цзен, вы всем довольны? – спросил он.
Хило тут же сбросил подавленность и лучезарно улыбнулся.
– Господин Унь, вы же знаете, как я рад снова оказаться в любимом заведении.
Владелец «Двойной удачи» вспыхнул и поклонился в пояс, а потом поставил черную коробочку на стол перед Хило, как будто принес особое блюдо. Вот только в коробке лежало левое ухо господина Уня. Мольба к Колоссу о прощении за то, что переметнулся к Горным.
– Надеюсь и дальше вам служить, Коул-цзен, – дрожащим голосом произнес он.
Склонившись, он несколько раз прижал ладони ко лбу, обращаясь также к Шаэ и Коулу Сену.
Хило положил руку на коробку и спокойно отставил ее в сторону. Напряжение покинуло господина Уня – раз Колосс прикоснулся к коробке, значит, принял извинения.
– Все прощено, друг мой, – торжественно объявил Хило. – Иногда даже самые верные люди совершают ошибки, когда их принуждают принимать решения в чудовищных обстоятельствах.
– Да, Коул-цзен, – от всего сердца согласился господин Унь, снова несколько раз прикоснулся ладонями ко лбу и попятился. – Совершенно верно.
