Больше всех, кажется, старался Федоров Степка. Что ж, аргамак к поре, меринок к горе, как говорили люди. Дескать, взрослый уже, можно и мужскую работу выполнять. Лес, правда, валить ему еще не дозволяли, но освобождать сваленные деревья или расчищать от завалов углубления в крепости — пожалуйста. Его и просить не надо — сам находил себе работу, и все делал споро, с желанием.
Казаки знали, отчего он так усердствовал. Хотел забыться в трудах и не вспоминать свою мать, за которую ему было стыдно перед людьми. Не она ли опозорила их с отцом, предала, бросившись в объятья врагу? Ему говорили: не переживай, ведь по гнилому сучку дерево не судят, но это его не успокаивало. Он уже мечтал о жестоких кровавых сражениях, где парню мог выпасть случай доказать всем, что он не похож на свою мать и любит русскую землю. Только бы успеть до прихода врага заново отстроить крепость.
Вот он снова бежит туда, где людям требовалась помощь. В последнее время Степана все чаще видели в крепости, где шло большое строительство. Он помогал плотникам тесать бревна, рубить углы и связывать венцы, а однажды ему с товарищами даже доверили одеть срубом колодец.
Чаще всего ему доводилось вместе с ребятней и бабами разбирать завалы на месте будущих построек. Работа нехитрая, но ответственная. Надо как можно скорее избавиться от страшных следов, которые оставили после себя маньчжуры. Сердце младшего Опарина замирало, когда среди куч мусора он находил знакомые с детства вещицы — остатки былой роскоши — бронзовые рукояти ножей, железные топоры, багры, острога, обломки стремени, наконечники ружейных шомполов, пряжки, стеклянные бусы, подковы для сапог, железные и бронзовые кольца от ремней, кремни для ружей, каменные грузила для сетей, обломки жерновов, точильные камни, обрывки кожи, берестяные туески, нательные крестики…
Были еще наконечники вражеских стрел, горшки с поминальной кутьей, тяжелые чугунные ядра. Однажды Степка провалился в наспех покрытую тесом погребальную яму, в которой обнаружил лежащих грудой покойников. Большинство тел принадлежало казакам и пашенным, хотя имелись тела дауров и тунгусов, обернутые согласно туземным обычаям в бересту, причем не только мужчин, но и женщин. Как Степан испугался, когда однажды наткнулся на тело своей матери… Он хотел закричать, но не мог. Смотрел на усопшую, и из глаз Степана лились слезы. «Матушка… родная»… — только и сумел вымолвить он.
Как ни старались албазинцы, а до зимы отстроиться не удалось. Спали в прикопах. Холод лютый, но люди терпят. Впереди весна, а значит, жить станет легче. Главное, чтобы заготовленные про запас хлеб и солонина не кончились, и никакая хвороба их не одолела.
Когда пришла весна, и впрямь стало веселее. Засветило, загрело солнышко, вылезла по косогорам зеленая трава. Глазу приятно, душе. С новой силой принялись албазинцы за работу. К лету закончилось строительство земляного вала, который стал намного шире и выше прежнего. Вал скрепили кореньями и дерном. Поверх поставили прочную стену из заостренных кверху бревен, срубили смотровые выбоины, ворота и внутри — несколько изб. Одна для воеводы, другая — оружейная. Еще колодец с ледяной водой, прикопы на случай осады, гранатный и пороховой погреба, а за крепостной стеной — несколько десятков казачьих куреней.
Пашенные тоже спешили наладить свой быт. На месте сожженного поселка они построили новый. Когда подошел срок, они засеяли поля хлебом и вскопали огороды. Жизнь налаживалась, возвращая людям их надежды. Одно тревожило — вдруг снова враги придут грабить и убивать. Вражеские лазутчики уже вовсю шныряли вокруг, пытаясь выведать намерения русских, но пока никто не знал, чего эти маньчжуры замышляют.
— Ты вот что, Афанасий Иваныч, — призвав однажды к себе Бейтона, сказал ему воевода. — Бери-ка людей и ступай с ними вниз по реке к устью Кумары. Возле бывшего Кумарского острога хорошенько спрячьтесь и тайно понаблюдайте. В прошлый раз маньчжуры аккурат с той стороны пришли, оттуда же, видно, и теперь пойдут, нет сомнений. Как выведать их планы?
— Надо б шпиона найти, — немного подумав, произнес полковник. — У него мы все и выведаем. Будет молчать, так каленым железом пытать станем. Тогда уж точно скажет.
— Отлично, — согласился с ним Толбузин. — Так и действуй.
На следующий день отряд из трехсот казаков под началом полковника Бейтона отправился в путь.
— Куда это они? — спросила Наталья мужа.
— Казачки наши в разъезд за шпионом пошли, — ответил тот. — Только ты никому не говори об этом. Слухи крылья имеют. Возьмут и долетят до вражеских ушей. Вон сколько узкоглазых вокруг бродит.
— Что правда, то правда, — сказала Наталья. — Вчера иду по воду, глядь, а из-за колодца на меня чья-то морда глядит. Присмотрелась — ба! — да это же маньчжур. Глаза хитрющие, так и бегают, так и бегают.
— Дальше что было? — спросил муж.
Наталья пожала плечами.
— Я взяла в руки коромысло и хрясь его по башке. Он и бежать от меня…
— Беда, — покачал головой старый казак. — Ты смотри, осторожней будь, — предупредил он жену. — Нынче пронесло, а если в другой раз он с ножом на тебя нападет? Ой, жена, чую я, неспроста маньчжуры тут бродят. Как бы заваруха снова не началась. Может, возьмешь внуков и в Нерчинск вернешься? Боюсь я за вас, понимаешь? Вон воевода оставил свою бабу на Шилке. Знать, неспроста…
Наталья покачала головой.
— Куда мы от тебя-то? — спросил он. — Много у нас нынче людей. Как-нибудь выстоим!
Где-то дней через пять в Албазин явился от Бейтона нарочный и доложил, что маньчжуры снова готовы воевать. Для этого с берегов реки Нонни уже выступило большое войско, к которому позже присоединятся две тысячи ратников и работных людей из Айгуня. О том им поведал маньчжурский офицер, взятый в плен после поражения азиатского разведного отряда.
— Что ж, надо встретить гостей как подобает, — выслушав сбивчивый доклад явившегося к нему в приказную избу молодого безусого казачка, произнес воевода. — Эй, кто там! Накормите-ка человека, — приказал он, а сам вышел на крыльцо, чтобы выкурить трубку. Завидев на крепостной стене чинивших крыши крепостных башен мужчин, он стал с интересом наблюдать за ними. «Успеют или нет они до прихода маньчжур закончить работу?» — неожиданно подумал он.
Дело было в конце июня, а седьмого июля нагрянули маньчжуры.
— Жаль, не успели соколики, — глядя на то, как трудовой люд спешно покидал стены, покачал головой Толбузин. — Ладно. Придет время — достроят. Теперь для нас главное — выстоять…
Глава двенадцатая
ВЕЛИКИЕ ИСПЫТАНИЯ
1
Маньчжуры подступили к Албазину, неся с собою разорение. Пять тысяч пехоты прибыло на судах, конница и отряды работных азиатов приблизительно таким же числом пришли берегом.
На этот раз генералы Лантань и Лантарги, которые привели войска, не стали предлагать русским сдаться. Они были уверены в своей победе, так как лазутные люди докладывали, что в крепости и тысячи человек не наберется, тогда как под их началом людей имелось раз в десять больше.
