— Поверишь ли ты, что в течение долгого времени я подозревал Арата?
— Арата? — переспросила Клавдия. — Тебе лучше знать. Луций говорил, что он один из самых лучших рабов в поместье. Лучшего управляющего и не найти.
— Постепенно и я это понял. Но вернемся к Конгриону: когда в моей конюшне появилось первое безголовое тело, то ведь его принес Конгрион, правда?
— Почему ты меня спрашиваешь? Ведь ты, наверное, уже все узнал от него.
— Не все, а кое-что. Мне пришлось много домысливать, а некоторые подробности можешь поведать только ты, Клавдия. Итак, вернемся к тому дню, когда мы сожгли первую порцию сена. В воздух подымались заметные столбы дыма, видные со всех окрестностей. К нам пришел твой раб, якобы передать нам в дар немного фиников, а в ответ я передал ему свежих яиц. Мне тогда показалось, что он пришел узнать, отчего пошел дым и что здесь горит, оказалось, на самом деле он пришел переговорить с Конгрионом по поводу того, как доставить мертвое тело. Я помню, что он долгое время оставался на кухне, но думал, что он пробует пирожные.
На следующий день прибыла повозка с едой и горшками. Конгрион сказал, что она приехала из Рима и что он распорядился о ней, минуя Арата. Я тогда был сердит на Арата и забыл про Конгриона. Теперь я понимаю, зачем он настаивал на том, чтобы разгружать ее самому, — среди горшков был спрятан труп. Повозка же приехала из твоего поместья, а вовсе не из Рима. Конгрион спрятал тело на кухне, а после ему удалось перетащить его в конюшню. Неудивительно, что он так вспотел и дрожал, а я-то подумал, что он просто запыхался и сердится на Арата. Итак, я знаю, откуда появилось тело и кто его туда приволок. Но кто был Немо?
— Немо?
— Так я назвал безголовый труп, поскольку имени его не знал. По телу трудно было сказать, раб он был или свободный. Если раб, то домашний, не занятый тяжелым трудом. Немо был твоим поваром? Не так ли?
Клавдия поглядела на меня искоса.
— Откуда тебе известно? Я даже Конгриону ничего не говорила.
— Ты сама сказала, но тогда я не обратил на это внимания. Помнишь, как ты прислала Конгриона обратно и поблагодарила меня в письме? — Я достал кусочек пергамента из-под туники. — Я сохранил его.
Я был тронут твоей благодарностью и обещанием помочь, если настанут трудности. Но было кое-что еще. Давай я прочту тебе: «…благодарю за предоставление рабов… особенно за повара Конгриона, чьи способности не уменьшились с тех пор, как он служил моему кузену Луцию. И я вдвойне благодарна, поскольку мой собственный повар заболел и Конгрион не просто помог, а оказался необходимым». Итак, твой повар болел. А потом умер.
— Откуда ты знаешь?
— Ты сама сказала мне! Это было на восточной стороне холма. Мы смотрели на Кассианову дорогу, ты принесла медовые пирожные, и мы с Метоном их ели. «Их испек мой новый повар сегодня утром, — сказала ты. — Он, конечно, не Конгрион, но печь умеет». Твой новый повар, Клавдия, потому что старый заболел и умер и тебе пришлось заменить его. Но поскольку ты такая экономная — жалеешь даже кусочка пирожного, — то нашла применение его мертвому телу — запугать меня. Итак, Немо не был насильно убит, не правда ли? Он умер от болезни, и ты отрубила ему голову, чтобы никто в моем поместье его не узнал. Ведь некоторые рабы могли бы опознать его по лицу.
— Ты понятлив, Гордиан. Испугало ли тебя появление мертвеца без головы?
— Я испугался, но совсем по другим причинам, не имеющим ничего общего с соседями и их угрозами выжить меня с этой земли. Я скрыл этот случай от всех, даже от Конгриона. Не правда ли, странно, что Конгриону не о чем было докладывать твоему человеку, когда он пришел в следующий раз?
— Да.
— Тем временем я продолжал доверять тебе, потому что рабы, занятые на кухне, сообщили мне, что ты очень тепло отзывалась обо мне и защищала меня перед родственниками. Ты же сама подкинула мне идею, чтобы мои рабы понаблюдали за тобой. Ты пошутила насчет того, что они могут отравить твоих родственников, но я попросил их держать уши открытыми. И вот они «подслушали», как ты споришь с Гнеем, Манием и Публием. Но ты и хотела, чтобы они подслушали ваш разговор, не так ли? Я решил, что ты единственный мой союзник в стане врагов, и когда в моем поместье начали твориться безобразия, я подозревал всех, кроме тебя. И если бы мне пришлось в отчаянии продать поместье, то я обратился бы к соседу, который все время оставался на моей стороне, не так ли?
Клавдия заерзала на своем пне.
— Что-то вроде того, — сказала она тихо.
— Первый безголовый труп появился в середине июня. Тогда ничего особо плохого не произошло. Я не так понял причину его появления и решил, что это связано с некоторыми моими обязательствами, данными еще в городе, и что меня против воли вовлекают в одно предприятие. Но потом ничего не произошло только потому, что тебя в поместье не было. Ты уехала в Рим, посмотреть городской дом Луция на Палатине, доставшийся тебе в наследство.
Второе тело появилось в середине квинтилия, когда мы приехали из Рима после выборов и дня рождения Метона. Ты хотела подольше задержаться в Риме, но вернулась раньше нас, ты еще сказала мне за обедом, что собираешься домой. Ты также привела в гости своего кузена Мания, а его до печального смешное поведение еще больше убедило меня, что ты мой союзник. Ты вернулась в тот день, когда Гней в гневе убил своего раба Форфекса. Возможно, ты и не собиралась подкидывать мне второй труп, но если уж представилась возможность — не пропадать же телу зря! Ты украла его из укромного места среди камней, где его похоронили рабы Гнея. И снова труп доставил твой раб и передал его Конгриону. Его наверняка привезли в тачке. Раб твой так часто приходил к нам на кухню, что его просто не замечали.
Тебе было известно, что я видел Форфекса, и поэтому снова было необходимо отрезать голову, чтобы скрыть его личность. Ты бы и руки ему отрезала, но откуда же тебе было знать, что Метон вспомнит о родимом пятне? Гней признал, убил Форфекса, но отрицал свою причастность к его появлению в моем колодце. Он, кажется, совсем ничего не знал об этом.
— Верно, — призналась Клавдия.
— Так я и понял. И снова у меня были причины кое-кого подозревать, но после разговора с Гнеем я совсем запутался. Я продолжал управлять поместьем, несмотря на нехватку сена и загрязненный колодец. Продолжил строительство водяной мельницы…
— Дурацкое приспособление! — вырвалось у Клавдии.
— Да, я теперь понимаю, как, должно быть, ты была разочарована, видя мое упорство; приходила сюда, на вершину холма, жадно смотрела на мое поместье и видела, что я продолжаю работу, несмотря на твои усилия. Мельница стала символом моего успеха, и поэтому тебе было неприятно смотреть на нее, когда я пригласил тебя к себе. Я ощутил твое нежелание смотреть на нее, но думал, что причиной этому сама мельница. Ты хорошо скрываешь свои чувства!
— Когда женщина хочет добиться своего, то ей просто необходимо скрывать свои чувства, особенно если у нее нет мужа и сыновей! — сказала Клавдия.
