Вот так, дом за домом, квартал за кварталом, улица за улицей, мы пробивались к сердцу города.
Но Сезон Жары уже близился к концу, а мы сумели овладеть всего лишь третью Никеи. Моя армия несла большие потери, а люди Тенедоса бились так же упорно, как и прежде. У нас не было возможности окружить город, и враги продолжали получать все необходимое с севера и востока.
Я понял, что должен нанести решающий удар. И тогда мне на память пришла легенда.
Войска были приведены в готовность для решительного общего наступления; солдатам раздали маленькие лучинки, которые должны были превратиться в факелы после того, как кто-нибудь легонько потрет деревяшку и произнесет над ней три волшебных слова. Солдат предупредили, что могут произойти какие угодно необычные явления, чтобы они не поддавались панике и не полагались целиком на магию. О, как бы я хотел дать каждой роте по волшебнику, чтобы они ободряли людей, но, увы, для всех волшебников уже были готовы свои задания. Некоторым из них предстояло творить контрзаклинания, чтобы не дать Тенедосу раньше времени разгадать наш план, а остальные должны были нанести главный магический удар.
Накануне начала волшебного наступления тридцать девять — тринадцать раз по три — волшебников начали безостановочно повторять свой странный напев:
Джакини, Варум,
услышьте нас
и подайте знак.
Шахрийя, уходи,
уступи,
не твое здесь место,
не твое здесь место
сегодня,
сегодня.
Снова обретешь
владение свое,
а сейчас уйди,
уступи.
Владение твое,
оно не внизу,
откажись,
отвернись.
Каналтах хвах дой
Джакини, Варум, услышьте нас…
Снова и снова повторяли они эти слова монотонным речитативом, который делался все громче и громче, хотя ни один из певцов не повышал голоса и ни одно видимое человеку существо не примкнуло к их кругу.
Через восемь с небольшим часов вокруг все так же стоявших в кружок волшебников были зажжены жаровни, а другие волшебники принялись рисовать на черном песке странные знаки, в то время как помощники подкладывали в огонь крошечные щепотки трав: сушеное алоэ, барбарис, голубую вербену, пеларгонию, анис, камфару, осиновые листочки и много других, неизвестных мне растений. Жаровни тлели и дымили, как будто не желали гореть.
Когда прошло еще девять часов и уже начало темнеть, Синаит и сопровождавшие ее Симея и третий наш могущественный волшебник (все трое в синих одеждах в честь Варума, бога Воды), каждый со своей собственной курильницей, начали иное песнопение:
Варум, Джакини, младшего возьмите, младшего бога, пусть возьмет чужое, возьмет чужое имя он на малый срок, он на малый срок, он на малый срок. Х'лай васа п'ркк х'лай х'лай.
Держите его крепко, чтоб он не знал свободы, чтоб забыл о власти, коей он владеет. Р'вен ал' гаф на малый срок, на малый срок, чтобы грех избыть.
Два напева смешивались, образовывая причудливые сочетания звуков.
Песнопение троих волшебников звучало все громче, заглушая напев тридцати девяти адептов. Помощники поднесли верховным магам чашу с солью, чашу воды и крошечную метелку из свеженарезанных прутьев.
Синаит делала размеренные пассы прутьями, а двое других волшебников следовали за нею с чашами. Потом Синаит бросила прутья в свою курильницу, и одновременно Симея вылила в свою курильницу воду, а третий маг высыпал соль. Тлеющие огни ярко вспыхнули, и в то же самое мгновение все остальные жаровни погасли.
Полная тишина, полная темнота и разочарование.
А потом с позиций наших войск и из города послышались отдельные крики, вскоре слившиеся в полный отчаяния вопль.
Газовые факелы Никеи, факелы, которым город был обязан своим вторым именем — Город Огней, — угасли.
Потому-то и раздались крики. Дело было в том, что старинная легенда утверждала: если огонь, данный богами Никее, когда-нибудь погаснет, это будет означать, что Нумантия обречена.
Теперь город погрузился в непроницаемую тьму, ужас и полнейшую безнадежность.
Офицеры — большинство из которых были напуганы не меньше, чем все остальные, — почти все сохранили самообладание. Они тут же скомандовали зажигать факелы, и повсюду в расположении наших войск замерцали огни.
Я подал знак отделению штабных горнистов, и ночь прорезали медные звуки, призывавшие к наступлению. Моя армия двинулась вперед, поначалу довольно медленно, но затем солдаты стали продвигаться все быстрее и быстрее. Очень скоро мощные оборонительные линии пали. Враги чуть не поголовно стали сдаваться; они стояли, подняв руки вверх, а их глаза стали белыми от ужаса.
Как и было предусмотрено, первая волна двигалась вперед, обходя очаги сопротивления. Вторая и третья волны окружали укрепленные пункты и истребляли упорствующих врагов.
Мы наступали быстро и продвинулись очень далеко. У меня не оставалось иного выхода, как ввести в бой резервы и поддерживать темп наступления. Я послал вестовых с приказанием вывести спешенных кавалеристов из боя и отправить в конюшни. Теперь бой шел на просторных площадях и широких улицах, среди не разрушенных зданий, и конники могли принести немало пользы.
Внезапно непроглядная темнота сменилась серым сумраком, а я почувствовал, что с трудом держусь на ногах и изо рта у меня вместо слов вылетают невнятные хриплые звуки, похожие на воронье карканье.
Но мы могли торжествовать, потому что захватили более половины Никеи, а оставшиеся защитники отступили и сгрудились на тесном участке в центре, где находились дворцы отцов города, казармы и Императорский Дворец, откуда Тенедос командовал обороной и где творил свое колдовство.
Тут нашим противникам вновь удалось крепко зацепиться, и наше наступление остановилось.
Я приказал прекратить атаку и готовить укрепленные позиции.
Свальбард принес мне кружку крепкого чая, большой ломоть хлеба и изрядный кусок сыра, на котором было даже не слишком много пыли.
И тут же я увидел Синаит и Симею, спешивших ко мне со взволнованными, нет, напуганными лицами. Я быстро допил чай, а еду отодвинул в сторону. Усталости как не бывало.
— Поблизости творится заклинание, — сказала Синаит. — Большое. Очень большое.
Я знал, каким должно было оказаться это заклинание, — самым могучим из всех, которые когда-либо вершились под небом Нумантии, то самое, при помощи которого Тенедос однажды уже пытался проучить свою страну и подданных.
Это было заклинание, вызывающее чудовищного черного демона, уничтожившего Чардин Шера вместе с его замком, тот ужас, который Тенедос позднее намеревался обрушить на майсирцев, а затем на Никею и не преуспел в этом лишь потому, что я ударил его так, что он потерял сознание.
