Книга Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2 - Павел Санаев

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122

— Продай магнитофон.

— Это самое дорогое, что у меня есть!

— Самое дорогое — это жизнь, которую ты почти проиграл и за которую должен дать последний бой. У тебя нет на эту битву двадцати лет, есть три года до конца учебы — время пошло. Ты должен нарисовать картину, которую придумал, настолько хорошо, насколько возможно. Массажные курсы отвлекут, не позволят сосредоточиться, а ты должен выжать все, на что способен. Если продашь магнитофон, этого хватит на целый год собранного труда, учебы и частных уроков.

— Лучше я продам свои кассеты, а не чужие, и окончу курсы на эти деньги, — нашел выход Раздолбай.

— Эти курсы не для тебя. Пойдешь на них — сломаешь руку, — пригрозил голос.

— Психоз, психоз! — запаниковал Раздолбай, пытаясь прогнать пугающую мысль, но чем активнее он ее гнал, тем отчетливее слышал внутри себя — сломаешь руку, сломаешь руку, сломаешь руку.

Раздолбай запротестовал, не желая, чтобы голос навязывал ему свою волю. Он пытался убедить себя, что это самовнушение, и если он сам себе внушил страх сломать руку, то сам же может и «развнушить», но ничего не получалось. Голос набрал такую мощь, что противостоять ему он был не в силах и понял, что ходить на курсы не сможет. Даже если с ним ничего не случится, он будет жить в постоянном страхе, ожидая, что сломает руку, и в конце концов захочет сломать ее, потому что лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

— Я двинулся! — паниковал он. — Я вообще ничего не могу! Не могу даже победить собственный психоз.

— Ты знаешь, что это не психоз, — возражал голос. — Психоз — если бы голос звучал как голос, а ты слышишь чувством, которое заложено специально для этого. Вспомни, сколько раз ты обращался ко мне и получал помощь — отселился от родителей, увез Диану в Москву, смог улететь в Ригу… Ты обещал поверить, если Диана станет твоей первой девушкой. Теперь, когда боль утихла, скажи — разве ты предпочел бы, чтобы твоя просьба осталась невыполненной?

— Хорошо… — сдался Раздолбай, решив покорно выслушать все, что голос предложит. — Допустим, я продам магнитофон… Только допустим! Вдруг я продам, потрачу время, и ничего не получится?

— Верь, как ты верил, что успеешь купить цветы и вернуться на самолет. Я говорю тебе, что это надо сделать, поэтому не сомневайся.

— А вдруг эта картина будет никому не нужна? Вдруг я не выиграю никакой конкурс?

— Картина — твой последний шанс выиграть жизнь. Забудь про конкурс. Ты должен рисовать столько же, сколько играет Миша, и отдавать этому столько же сил. Ты должен нарисовать «Тройку» и превзойти себя, иначе…

Неожиданно Раздолбаю захотелось доставить самому себе душевную боль, сделав странную вещь — глупую, но символичную. Он упрямился, говорил себе, что это «психоз», но желание было таким сильным, словно не он его контролировал. Чувствуя себя марионеткой, которую тянут за ниточки, он подошел к ящику стола и вытащил из него коробку с «Фантомом», отложенным, чтобы «собрать когда-нибудь позже». Полюбовавшись картинкой на коробке, он взял из того же ящика бутылочку с растворителем и вынес все это на балкон.

«Зачем я делаю это?» — удивлялся он сам себе.

— Вспомни, сколько раз ты отказывался от всего, что требовало усилий, — отвечал голос. — Сделай это, и пусть тебе будет больно. Поставь на сердце ожог, чтобы он не давал тебе отказаться от исполнения начатого.

Повинуясь не себе, а голосу, Раздолбай облил коробку с самолетом растворителем и поджег зажигалкой. Пластмассовые детали задымили черным дымом с хлопьями и стали сворачиваться в угольные капли, которые падали на балконный кафель одновременно со слезами из глаз Раздолбая. Он плакал не потому, что ему жалко было увлечения детства — самолетика, который так и не довелось собрать. Он плакал, потому что видел, что так будет гореть его жизнь, если он не выиграет битву, которую голос требовал начать сегодня же.

— Вспомни, как ты мечтал «склеить настоящую модель», — безжалостно говорил голос. — Смотри теперь, как «Фантом» сгорает фантомом, и знай, что если не напишешь «Тройку», так же сгорит все в твоей жизни, включая мечты о «моделях-конях», которыми ты грезишь сейчас.

— Ладно… допустим, ты — Бог, и я положусь на тебя еще раз, — смирился Раздолбай, боясь опять довериться непонятной игре разума, которая может снова привести к боли и разочарованию. — Я сжег увлечение детства, как ты велел, я продам магнитофон — своего лучшего друга. Мне жалко продавать его так, что переворачивается все внутри, но, чтобы испытать тебя еще раз, я готов сделать, как ты велишь. Только вдруг я доверюсь тебе, но ни к чему не приду? Вдруг напишу картину, но не заработаю денег, не покорю никаких «коней», не выиграю спор с Мартином?

— Пока ты не написал «Тройку», я не могу обещать тебе ничего. Ничего, кроме одной вещи.

— Какой?

Последние слова, прозвучавшие от имени голоса, резонансом зацепили в душе Раздолбая струну, от вибрации которой у него сами собой хлынули из глаз слезы безбрежной необъяснимой благодарности. Эти слова целебным пластырем покрыли все ожоги на сердце. Их захотелось собрать в горсточку и носить на груди, как оберегающий от всего талисман. Слова было четыре:

— Я тебя не оставлю.

ОКОНЧАНИЕ

В КНИГЕ

«ХРОНИКИ РАЗДОЛБАЯ-2»

«Спор на балу Воланда»

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122