class="p1">В этот момент из дома вышел Алмаз. За ним Елена. Неожиданное бегство Савича их встревожило. Никита увидел Алмаза и быстро пошел к нему, держа ящик с пистолетами на вытянутых руках.
— Один из нас должен погибнуть, — сообщил он Алмазу.
— Стреляться, что ли, вздумал? — спросил Алмаз.
— Вот именно.
— Не сходи с ума, Никита, — сказала Елена учительским голосом.
— Ой, как интересно! — Как назло, во двор выбежала Милица с Шурочкой. — Настоящая дуэль. Господа, я буду вашим секундантом.
Она подбежала к Савичу, вынула один из пистолетов и протянула его Алмазу.
— Они же убьют друг друга! — испугалась Шурочка.
— Не бойся, — засмеялась Милица, — пистолетам по сто лет. Они не заряжены.
— Ну что, трепещешь? — спросил Савич.
— Чего трепетать. — Алмаз взял пистолет. — Если хочешь в игрушки играть, я не возражаю. Давненько я на дуэли не дрался.
— Вы дрались на дуэли? — спросила Елена.
— Из-за женщины — в первый раз.
Милица развела дуэлянтов в концы двора и вынула белый платочек.
— Когда я махну, стреляйте, — распорядилась она.
— Это глупо, — сказала Елена Алмазу. — Это мальчишество.
— Он не отвяжется, — ответил Алмаз тихо.
Савич сжимал округлую, хищную рукоять пистолета. Все было кончено. Черная речка, снег, секунданты в черных плащах…
— Ну, господа, господа, не отвлекайтесь, — потребовала Милица и махнула платком.
Алмаз поднял руку и нажал курок, держа пистолет дулом к небу — не хотел рисковать. Курок сухо щелкнул.
— Ну вот, что я говорила! — воскликнула Милица. — Никто не пострадал.
— Мой выстрел, — напряженно произнес Савич. Он целился, и рука его мелко дрожала. Нажать на курок было трудно, курок не поддавался.
Наконец Савич справился с упрямым курком. Тот подался под пальцем, и раздался оглушительный выстрел. Пистолет дернулся в руке так, словно хотел вырваться. И серый дым на мгновение закрыл от Савича его врага.
И Савичу стало плохо. Весь мир закружился перед его глазами.
Поехал в сторону дом, трава медленно двинулась навстречу… Савич упал во весь рост. Пистолет отлетел на несколько шагов в сторону.
Алмаз стоял, как прежде, не скрывая удивления.
— Надо же, — удивился он. — Сто лет пуля пролежала…
Елена кинулась к нему.
— Антон Павлович Чехов говорил мне, — сказала Милица, вытирая лоб белым платочком, — что если в первом действии на стене висит ружье…
Но договорить она не успела, потому что во двор вбежала Ванда и, увидев, что Савич лежит на земле, быстрее всех успела к нему, подняла его голову, положила себе на колени и принялась баюкать мужа, как маленького, повторяя:
— Что же они с тобой сделали? Мы их накажем, мы на них управу найдем…
Савич открыл глаза. Ему было стыдно. Он сказал:
— Я не хотел, Вандочка.
— Я знаю, лежи…
И тут появилась еще одна пара.
Ксения тяжело вошла в ворота, неся на руках Корнелия Удалова.
— Что же это получается? — спросила она. — Где это видано?
Удалов тихо хныкал.
— Помирились? — спросил Грубин.
— По детям стреляют. Куда это годится? — сказала Ксения. — Глядите. Отсюда пуля прилетела. Штаны разорваны. На теле ранение.
Все сбежались к Удалову. Штаны в самом деле были разорваны, и на теле был небольшой синяк.
Ксения поставила Удалова на траву и принялась всем показывать круглую пулю, которая ударилась в Удалова на излете.
— Ну и невезучий ты у нас, — произнес Грубин.
Удалов отошел в сторону, а Ксения, отбросив пулю, вспомнила, зачем пришла.
— Кто у вас главный? — спросила она.
— Можно считать меня главным, — сказал Алмаз.
— Так вот, гражданин, — заявила Ксения. — Берите нас в Москву. Чтобы от молодости вылечили. Была я замужней женщиной, а вы меня сделали матерью-одиночкой с двумя детьми. С этим надо кончать.
35
Шурочка и Стендаль проводили машину до ворот. Они бы поехали дальше, но машина была так перегружена, что Грубин боялся, она не доедет до станции. И без того помимо помолодевших в ней поместились два новичка — Ксения и Степан Степанович, люди крупные, грузные.
Грубин вел автомобиль осторожно, медленно, так что мальчишки, которые бежали рядом, смогли сопровождать его до самой окраины. Люди на улицах смотрели на машину с улыбками, считали, что снимается кино, и даже узнавали в своих бывших горожанах известных киноартистов. Машину увидел из своего окна и редактор Малюжкин. Он узнал среди пассажиров Милицу и Степанова, открыл окно и крикнул Степанову, чтобы тот возвращался на работу.
— Считайте меня в командировке, — ответил Степанов.
Малюжкин обиделся на сотрудника и захлопнул окно. Его никто не понимал.
Уже начало темнеть, когда машина въехала в лес.
Разговаривали мало, все устали и не выспались. Удалов задремал на коленях у жены.
Легкий туман поднялся с земли и светлыми полосами переползал дорогу. Фары в машине оказались слабыми, они не могли пронзить туман и лишь высвечивали на нем золотистые пятна. Уютно пыхтел паровой котел, и дым из трубы тянулся за машиной, смешиваясь с туманом.
Лес был тих и загадочен. Даже птицы молчали.
И вдруг сверху, из-за вершин елей, на землю опустился зеленый луч. Он был ярок и тревожен. В том месте, где он ушел в туман, возникло зеленое сияние.
— Стой, — сказал Алмаз.
Грубин затормозил.
— Чего встали? — спросила Ванда. — Уже сломалась?
Но тут и она увидела зеленое сияние и осеклась.
В центре сияния материализовалось нечто темное, продолговатое, словно веретено. Веретено крутилось, замедляя вращение, пока не превратилось в существо, схожее с человеком, хрупкое, тонкое, одетое в неземную одежду.
Существо подняло руку, как бы призывая к молчанию, и начало говорить, причем не видно было, чтобы у существа шевелились губы. Тем не менее каждое его слово явственно доносилось до всех пассажиров автомобиля.
— Алмаз, ты узнаешь меня? — спросило существо.
— Здравствуй, пришелец, — сказал Алмаз. — Вот мы и встретились.
— Я бы не хотел с тобой встречаться, — ответил пришелец.
Ксения привстала на сиденье и, не выпуская из рук Удалова, обратилась к пришельцу:
— Мужчина, отойдите с дороги. Мы спешим, нам вот в Москву надо, от молодости лечиться.
— Знаю, — сказал пришелец. — Молчи, женщина.
И в голосе его была такая власть, что даже Ксения, которая
