— Чем я с людьми рассчитываться буду?
— Заладил! — фыркнул Буян. — Жизнь дороже золота!
— А может, он все-таки живой? — с надеждой гнул свое Синдбад. — Он же крылатый?.. Вдруг успел крылья распустить и не разбился?
— Ха! Скажешь тоже, — скривился Гаральд. — У меня дома горы и не так круты, а коли кто сорвется, то и тела не ищут-знают, что искать нечего.
Мореход понурился.
— Это можно узнать, — подала голос Киллик. — Нам все равно надо спускаться вниз… или возвращаться назад…
— Не назад! — Синдбад вскочил так стремительно, словно он и не терял только что надежды, — Вниз так вниз. Я первый!
Он поспешил к друзьям за веревкой, но его отстранили, опасаясь, что, желая поскорее узнать, что стало с его лошадью, он может наделать глупостей и нечаянно погубить еще кого-нибудь. Предводительница Киллик обхватила шею птицы-Ир-рир руками и что-то зашептала ей. Та выслушала и кивнула, расправляя крылья.
— Иррир слетает вниз и узнает, где лучше спуститься, — объяснила Киллик остальным.
Птица немного помахала крыльями, согреваясь, и резко прянула в воздух. Сделав несколько взмахов, она поднялась над головами путешественников и полетела вниз по тропе, спускаясь по спирали, как орел-падалыцик снижается над тушей павшего зверя.
Все следили за ней, пока она не скрылась из виду. Но не прошло и трех минут, как она опять показалась из ледяного тумана. Быстро и тяжело взмахивая крыльями, Иррир подлетела к всадникам и почти упала на землю у ног Киллик. Она тяжело дышала — видно, полет отнял у нее больше сил, чем она рассчитывала.
Предводительница упала перед ней на колени, обхватив ее голову и успокаивая. При этом губы ее чуть двигались, но ничего, кроме невнятного шепота, слышно не было. Когда же она замолчала, Иррир издала несколько высоких клекочущих звуков, напоминающих одновременно клекот орлов и перещелк соловьев. Выслушав, Киллик вскинула сияющее лицо.
— Мы у цели, — объявила она, — Эта ледяная тропа вскоре кончается, а за нею — обрыв. Внизу наш город. Можно спуститься почти к самому краю обрыва, если пойти чуть правее — там много камней, но зато нет льда.
— Обрыв глубок?
— Нет, ваши кони справятся. Синдбад задумчиво почесал подбородок.
— Киллик, — позвал он, — спроси-ка у Иррир, если обрыв неглубок… ну, в общем, видела ли она…
Предводительница улыбнулась и что-то зашептала птице. Та тихо свистнула в ответ.
— Твоя лошадь там, — перевела Киллик. — Она застряла в кустах у подножия обрыва.
— А мешки?.. То есть, я хочу сказать, она жива?.. Иррир и без перевода догадалась, о чем спрашивает мореход, и отвернулась.
— У нее не было времени осматривать все вокруг в поисках твоей поклажи, но лошадь была еще жива.
Ободренный таким известием, Синдбад с удвоенной энергией принялся за дело. Он даже взялся вести в поводу Облака и чуть не поссорился с Буяном, опасавшимся, что, в порыве нетерпения, мореход может совершить неосторожный поступок и погубить Властимира.
Пройдя половину пути, увидели долину.
Долина по форме напоминала круговую чашу для питья. Стены ее были скалами, подобными той, по которой прошли путешественники. А дно ее занимали остатки города.
Здания, все как на подбор высокие и стройные, смотрели в небо. Они теснились беспорядочной толпой, образуя узкие, изломанные улицы. Только в центре виднелось нечто вроде вечевой площади. Некоторые дома были разрушены временем так сильно, что превратились в кучи камней. Другие время пощадило, но все равно в городе не было ни одного целого здания, кроме единственного — у самой площади. Над его куполообразной проломанной с одного бока кровлей постоянно висели низкие снеговые облака.
Киллик указала прямо на него.
— Храм,—сказала она.—Чара в комнате под самым куполом. Вход лишь с одной стороны — снизу.
— А дыра в крыше? — немедленно спросил Буян. — Наши кони умеют летать.
— Кони умеют, — кивнула Киллик, — но не только они… Откуда-то снизу, из развалин города, вдруг донесся странный звук. Он был похож на зевок огромного существа и закончился ясно слышимым постаныванием. Девы-птицы забеспокоились, а лошади испуганно шарахнулись. Темно-серый жеребец Мечислава взвился на дыбы, чуть не сбросив юношу в пропасть. На помощь ему бросился Слав. Вдвоем они еле укротили напуганного коня.
Предводительница Киллик вздохнула.
— Оно умеет летать получше ваших коней.
— А что это?
— Его создала Чара, чтобы оно охраняло ее. Но оно там не одно — там полно его слуг и друзей.
— Что-то их не слышно. Или они кричат только по ночам?
— Они не кричат вообще. И те, кто с ними встречаются, тоже замолкают очень быстро.
— Всего-то? — хмыкнул Буян и коснулся ладони Властими-ра, — Не сложнее, чем Змея сокрушить, верно, друже?
— Верно-то верно, — ответил тот,—да только тогда, мы с тобой не одни там были.
— А мы и посейчас не одни… С нами вон…— Буян осекся. — Синдбад!
Все разом обернулись на его крик. Пока шел разговор, мореход достал у кого-то из тороков веревку и, приладив ее к камням, начал спуск.
Все бросились к обрыву.
— Что ты делаешь? — крикнул ему Гаральд.
— Там внизу моя лошадь, — выдохнул сквозь зубы мореход. — Я ее отлично вижу…
Он замолчал и перехватил руками пониже.
Четыре крылатых коня спустились с края обрыва, сопровождаемые двумя птицами. Три жеребца сразу слетели наземь, а Гаральд придержал своего, поддерживая повисшего на веревке Синдбада. Лишь после этого он присоединился к остальным.
Обрыв и правда был неглубок — на глубине в три сажени склон становился глаже. Там росли колючие кусты. Лошадь запуталась в них. Бока и ноги ее были так изодраны о камни и колючки, что уже только из-за этого ее следовало бы оставить здесь. Но она при падении сломала спину, и это, к сожалению, было видно. Лошадь еще шевелила передними ногами и косила на людей синим блестящим глазом, но даже она понимала, что дни ее сочтены.
Мореход вдруг всхлипнул и отвернулся.
— Убейте ее, — шепнул он. — Так мучиться… Буян взялся было за нож, но отвел руку: —Нет.
— Трусишь? — удивленно вымолвил Гаральд. — А я думал, что ты…
— Я младенцев в жертвы не приносил, если ты о твердости моей руки, — резко ответил гусляр. — Моя участь самая мирная на свете — людям о радости жизни и о любви петь. Жизнь защищая, убить могу и зверя раненого добить сумел бы. Но ее — рано убивать.
— Думаешь — выживет?
— Нет. Нам на обратном пути ее жизнь понадобится… если судьба будет вернуться, — загадочно изрек Буян и отошел.