Я поклонилась.
И лишь у дверей храма осмелилась отвлечь богиню вопросом:
— Шину… та женщина, которая…
— Скоро. — Дзегокудаё прижала палец к губам. — Не стоит торопиться… ей тоже надо время, чтобы понять. Люди порой так глухи к себе…
Двери храма беззвучно закрылись за моей спиной.
И я вдохнула холодный воздух.
Соленый.
Морской.
Берег знакомый и та же стена. Пожалуй, стоило поблагодарить богиню, что вернула меня к проклятому городу. Прохладно и… снег пошел. Уже весна, а он все равно…
Урлак сидел на камне.
Мрачный.
— Женщина, — сказал он. — Если ты еще раз сделаешь так, я тебя поколочу.
— Вряд ли.
Он нахмурился еще больше. А я подошла и обняла, потерлась носом о плечо.
— Прости, но… если бы ты пошел со мной, она бы тебя убила. А я не хочу, чтобы тебя убили… и лгать не хочу. Я могу сказать, что больше никогда так не поступлю, но…
Урлак вздохнул.
— Жизнь… она порой странная…
Он вздохнул еще горестней.
— Зато в городе теперь безопасно… относительно, — на всякий случай уточнила я. — И еще богиня сказала, что у нас будут хорошие дети.
Этот невозможный мужчина хмыкнул, сгреб меня в охапку и уточнил:
— Когда?
Два года.
И еще немного.
Море за стеной и небо в кружке чая. Солнце долькой лимона. Мой дом прижился на новом месте и вот-вот проснется. Как-никак весна, и сливы вот-вот зацветут. У моей дочери синие глаза и знак Ницы на ступне.
Богиня довольна.
А Урлак хмур.
Он бродит, раскачивая малышку в колыбели своих рук, и ворчит:
— Заявил, что я должен ему тебя отдать, как подрастешь… в жены… старый хрыч… я ему так и сказал… и добавил…
Добавил он не словами, Мацухито жаловалась на очередной сломанный нос, который пришлось вправлять ее мужу. И просила повлиять.
Как тут повлияешь.
Но хотя бы не проклинает. С проклятиями, на которые горазд исиго, справиться сложнее. Кто знал, что и колдуны могут ошибиться? А девочек у тьерингов по-прежнему мало, вот и сватаются…
Тем более к той, которая силой одарена.
Хорошо хоть свои… со своими сладить проще.
В городе мы появляемся нечасто.
Я знаю, что в моем доме открыта школа для девочек, ибо Наместник доверяет лучшему из судей своих, а судья не способен отказать любимой жене в этакой малости. Хочется ей? Пускай… в том нет урона для чести.
В этом доме я ныне гость, но гость желанный.
В отличие от лавки.
Ее поставили на хорошем месте, и дела торговые идут. Это я тоже знаю. Все же Шину пусть и переменилась, но умений своих не утратила.
Пускай.
Лавка тоже нужна… пусть владелица ее не испытывает ко мне особой любви, равно как и благодарности. Я же не испытываю ненависти. Что бы ни случилось прежде, это осталось в храме, в том самом, где Шину провела больше года.
Но вернулась.
А ее дождались. И наверное, это что-то да значило.
— …нужны мне его лисьи шкуры… у меня своих девать некуда… и камни не нужны… я тебе меч подарю… и научу в руках держать… а то женщины, вы слабые, только вечно куда-то лезете…
Я вздохнула и отвернулась, скрывая улыбку.
Слабые?
Может быть, но…
— …и кхарру построю… научу ловить ветер…
И море примет ту, в ком течет кровь тьерингов, а я… я буду волноваться. И переживать. И стану ворчать на мужа или даже запущу в него чем-нибудь тяжелым, как тогда… а он утешит.
Он умеет утешать.
И успокаивать.
Он расскажет очередную безумную сказку. И обнимет. И проворчит:
— Женщина, ты опять набрала в свою голову глупостей…
А потом добавит:
— Все будет хорошо.
А я поверю.
Все действительно будет хорошо. И никак иначе.
