Марк изобразил скромное пожатие плеч:
— Получилось лучше, чем я ожидал. Честно сказать, я здорово боялся, что провалюсь в ад следом за ним.
К Туризину пробился гонец на усталой, взмыленной лошади, тяжело поводящей боками. Он подъехал прежде, чем Император успел ответить Марку.
Трибун и халогаи вместе отбили нападение еще одного макуранского всадника. Марк сумел ранить лошадь макуранца, но воин отскочил в сторону и спасся.
Когда римлянин снова повернулся к Императору, у того сделалось такое бледное и неподвижное лицо, словно оно было высечено из мрамора.
— Плохие известия? — спросил трибун. Ему пришлось громко кричать, чтобы его услышали сквозь вопли и лязг оружия; пыхтение, проклятия, боевые выкрики, стук копыт и дикое ржание лошадей, стоны и крики раненььх и умирающих людей и животных — все это сливалось в один бесконечный страшный шум битвы.
— Пожалуй, можно сказать и так, — отозвался Гавр мертвым, пустым голосом. — Наблюдатели на холмах заметили клубы пыли, приближающиеся вон оттуда. Они движутся в нашем направлении. Это не наши солдаты. — Гавр бросил взгляд на солнце, которое уже ушло далеко на запад. — Мы могли бы продержаться до наступления темноты, и это спасло бы нас. Но сейчас…
Он не договорил. Марк легко закончил фразу за Туризина. Если макуранцы и йезды вызвали на помощь свежие подкрепления — все пропало. Туризину не выстоять против их объединенной атаки. Он даже не сможет отступить в полном порядке, не подвергаясь опасности оголить фланги.
— Так пусть заработают право убить нас дорогой ценой, — сказал трибун.
— А что еще нам остается делать? — В глазах Императора горело мрачное мужество. — Всё это, все жертвы — всё впустую, — проговорил он, борясь с отчаянием. Император произнес эти слова так тихо, что Скавр едва их расслышал. — Йезды поглотят наши западные провинции… Гражданская война вспыхнет с новой силой… Даже после того, как ты разделался с Авшаром, римлянин, — даже после этого проклятый колдун, похоже, в конце концов вышел победителем. — И почти неслышно он добавил: — И пусть Фос спасет Алипию и мое дитя, если никто другой не сможет этого сделать…
Он говорил, подумал Марк, как Цинциннат или какой-то другой из героев легендарного прошлого ранней Римской республики. Все они думали сперва об интересах своего отечества и только потом — о безопасности своей семьи. Но гражданская доблесть не спасла от гибели древних героев, и трибун понимал, что нечто подобное может случиться и сейчас.
Жестокая схватка была хорошим лекарством от горьких мыслей. Марк бросился в бой. Он заметил наконец Виридовикса и горько рассмеялся — кельт, похоже, тоже разыскивал его. Марк начал пробиваться к Виридовиксу, но неожиданно всадник преградил ему путь.
— Эй, мы удержимся? — спросил всадник по-гречески.
К удивлению Марка он машинально ответил тоже на греческом языке:
— По-моему, нет.
Горгид шумно, протяжно вздохнул. Он был встрепан, шлем криво сидел на голове, пот, пыль и кровь запачкали бороду; щеки ввалились от усталости. Щит, который дал ему Виридовикс, был изрублен. Грек мотнул головой, указывая влево, и перешел на латынь:
— Все решается там, не так ли?
Шум, доносившийся до них с этого участка битвы, нес недобрые вести. Иезды все сильнее теснили имперцев. Степняки чувствовали приближение победы и дико улюлюкали, точно уже победили.
Но у Скавра был на это только один ответ:
— Все куда хуже.
Марк был на целую голову выше Горгида и мог видеть сражение намного лучше. Трибун знал, какой ужас несет с собой приближающееся облако пыли. И объяснил Горгиду, что оно означает.
Слишком усталый для того, чтобы ругаться, Горгид только печально взглянул на римлянина, и его плечи осели под тяжестью нового груза.
— Что ж, тогда во всем случившемся не было большого смысла, — проговорил он. Мысль об этом была для него очень тоскливой.
Как врач и историк, Горгид постоянно искал причинно-следственные связи. Он стремился изучать природу вещей, он желал осознать смысл всего, что происходит вокруг. События последних нескольких лет теперь сошлись воедино, сложившись, как кусочки мозаики, и создав картину страшной гибели Авшара — неожиданную для всех.
А сейчас сравнительно небольшой отряд с запада исключительно благодаря несвоевременному появлению сотрет в пыль такое важное событие. Чистая случайность — но она принесет Авшару пусть посмертную, но победу.
Крики ужаса и отчаяния сказали греку о том, что имперцы тоже заметили приближение свежих сил противника.
— Держитесь до последнего! — Голос Туризина Гавра был сорван, но в нем не слышалось обреченности, которой Император не счел нужным скрывать перед Скавром. — Бегство не поможет! Вас зарубят со спины! Хотите спастись — бейтесь до последнего!
Это был толковый совет, который младший офицер дал бы своим солдатам. Простые слова Туризина смогли убедить людей лучше самой цветистой риторики.
Марк уже различал сквозь клубы пыли знамена йездов. При виде этого зрелища Марку уже не стало хуже — ведь он заранее знал, чьи это бойцы. Сверкнули наконечники опускающихся копий — свежий отряд перешел в галоп. Макуранцы, тупо подумал трибун. Они пробьют ряды имперской пехоты, как каменная осыпь, разрушающая деревянную изгородь.
Шум столкновения был подобен концу света. Люди против людей, лошади против лошадей; звон оружия и треск ломающихся копий, вопли ужаса и боли, стоны умирающих, крики бьющихся в агонии лошадей…
Но… кричали в отчаянии не имперцы, а их враги! Атака вновь прибывшего отряда обрушилась на незащищенный тыл армии Авшара. Марк замер как вкопанный. Он был совершенно ошеломлен случившимся.
Затем новый боевой клич эхом пронесся по полю, достиг ушей Марка, и трибун тоже завопил от радости, как одержимый:
— Вулгхаш! Вулгхаш! Вулгхаш!
С сумасшедшей улыбкой Горгид прокричал:
— Все сходится! Все сходится! — Грек обнял Скавра проплясал три па безумного танца. Трибун почти машинально отогнал вражеского пехотинца, который бросился было на ополоумевшего от радости грека.
Но если для Горгида логическая цепь была завершена, то для людей, которые следовали за Авшаром, ее финальный вывод был гибелью. Хаос волнами пробежал по рядам йездов и макуранцев, когда они услышали имя кагана. Некоторые сами подхватили его как боевой клич. Но нашлись и другие — кто сохранил верность Авшару до конца. Возможно, они всего лишь боялись мести Вулгхаша. Эти люди атаковали солдат, которые всего лишь за секунду до этого были их товарищами.
Началась сумятица. Братоубийство раздирало йездов и макуранцев. Теперь они не могли даже надеяться одолеть имперцев, какими бы усталыми те ни были. Если сейчас нанести им удар…
Туризин Гавр решил воспользоваться смятением, царящим в рядах противника, и тут же атаковать его. Трубы и дудки видессиан повторили приказ Императора:
