– Дверь была открыта или закрыта?
– Открыта.
– Слышали ли вы их разговор?
– Отчетливо.
– Можете слово в слово повторить услышанное?
– Могу.
– Неужели вы столь четко запомнили случайный разговор? Невероятно.
– Да, запомнил, потому что сам разговор был невероятным.
– Воспроизведите его, пожалуйста.
Мистер Ригжет наморщил лоб, затем манерно начал:
– Мистер Пол, покойный, сказал: «Не суй нос не в свое дело, Майк. Она принадлежит мне, и моя жизнь тебя не касается». Затем добавил: «Занимайся с ней любовью, если хочешь. Бог свидетель, мешать тебе я не стану».
– Вы слышали что-нибудь еще?
– Нет. Я как раз вышел из архива, и они умолкли.
– Вы видели обоих мужчин?
– Конечно.
– Далеко ли вы от них находились?
– Я прошел от мистера… от обвиняемого совсем близко, в двух футах.
– Бросилось ли вам в нем что-нибудь в глаза?
– Он был очень бледен. Кулаки сжаты. Выглядел так, словно… выглядел очень злым.
– Вы видели его таким раньше?
– Никогда.
Сосед подтолкнул мисс Керли.
– Попался! – ликующе шепнул он, но, встретив ее взгляд, виновато кашлянул в платок и покраснел.
Кузен Александр величаво встал, рукавом мантии смахнув на пол пачку документов. Пока мистер Ригжет на них смотрел, великий муж задал первый вопрос:
– До того как поступить на службу в «Барнабас и партнеры», вы работали на фирму «Фитч и сыновья», которая торгует бумагой, верно?
Мистер Ригжет вздрогнул.
– Да.
– Правда ли, что после увольнения вы свидетельствовали против этой фирмы по иску, возбужденному налоговым управлением, и получили за свою информацию вознаграждение?
Вскочив, прокурор бурно выразил протест. Впервые за весь процесс в ледяном противостоянии двух юристов полыхнул огонь. Лорд Ламли поморгал.
– Честно говоря, я не понимаю смысла вопроса, сэр Александр, – беззлобно громыхнул он.
– Настаивать не буду, ваша честь. – Кузен Александр целомудренно склонил голову.
Мистер Ригжет опрометчиво усмехнулся.
– Вы бухгалтер?
– Да.
– Имеете ли вы по долгу службы непосредственное отношение к книгоизданию?
– Не особенно, – процедил мистер Ригжет.
– Правда ли, что вам неизвестны названия всех издаваемых фирмой книг?
– Н-нет, неизвестны… – занервничал бухгалтер.
– Правда ли вы не знали, например, о том, что в январе господа Барнабасы приобрели права на автобиографию леди Эмили Трампингтон под названием «Моя жизнь»?
– Н-нет…
– Вы знали или нет?
Холодные глаза кузена Александра неожиданно напомнили мистеру Ригжету портрет в приемной.
– Возможно, слышал…
– Приходило ли вам в голову тогда или впоследствии, что «случайно» подслушанные вами слова покойного: «Не суй нос не в свое дело, Майк. Она принадлежит мне, и “Моя жизнь” тебя не касается» означали следующее – автор книги, леди Трампингтон, моя клиентка; право решать, в каком виде издать книгу, принадлежит мне и тебя это не касается?
– Нет. – Мистер Ригжет в зеленом свете лампы вдруг посерел. – Нет. Я думал, покойный говорил о своей жене.
– Вы думали!.. – начал было кузен Александр, явно потрясенный несправедливостью глупцов, однако с достоинством взял себя в руки. – Что навело вас на подобную мысль?
– Ну… – опустил голову мистер Ригжет, – в конторе ходили слухи о том, что обвиняемый флиртует с миссис Бранд, вот я и решил… – Он умолк.
– Слухи. – Голос кузена Александра певуче взлетел ввысь. – Слухи в конторе. Болтовня среди сотрудников. Жену А видели вместе с Б; значит, если А и Б разговаривают на повышенных тонах, то обязательно про миссис А. Так вы рассуждали, мистер Ригжет?
– Я… Возможно.
В разговор вступил лорд Ламли:
– Услышанные вами слова «моя жизнь» походили на название книги? Были ли одинаково выделены голосом оба эти слова или только какое-то одно?
Негромкий доброжелательный вопрос вернул заигравшихся участников на землю, из царства одаренного ума в рамки спокойного дознания, от которого зависит, предадут ли Майка казни через повешение.
Зал суда затаил дух. Мистер Ригжет пребывал в смятении.
– Не помню, – наконец произнес он.
На глаза с готовностью набежали слезы – частый источник его конфуза.
Кузен Александр дал присутствующим время осознать этот ответ и приступил к следующей части допроса:
– Вы сказали, что не помните интонации, с какой были произнесены слова «моя жизнь». А вы уверены, что правильно запомнили фразу «Занимайся с ней любовью, если хочешь. Бог свидетель, мешать тебе я не стану»? Вы точно их слышали?
– Точно.
– Обвиняемый говорил хоть что-нибудь, пока вы были в архиве?
– Ничего.
– Он сказал: «Ничего»?
– Я ничего не слышал.
– Возможно, он шептал?
– Нет. Я бы услышал.
– Вы так внимательно слушали?
– Да.
– И все запомнили?
– Все.
– Тем не менее вы не уверены, говорил ли покойный о своей жизни или о книге.
– Это ваше предположение, – ухмыльнулся мистер Ригжет.
– Верно, – кивнул кузен Александр. – У меня есть еще одно предположение: дабы убедить себя, будто мистер Бранд говорил о своей жене, вы сочинили вторую часть фразы.
– Нет.
Кузен Александр набрал в грудь побольше воздуха.
– Еще раз вспомните два эти высказывания: сперва вместе, затем по отдельности. Вы и правда думаете, что их мог сделать один и тот же человек в одном и том же настроении и по одному и тому же поводу? Разве они не противоречат друг другу? «Моя жизнь тебя не касается. Занимайся любовью с моей женой, если хочешь». Ну разве не нелепица?
– Я это слышал, – упрямо повторил мистер Ригжет.
– А я предполагаю – думаете, будто слышали.
– Нет, слышал.
– Возможно ли, мистер Ригжет, что вы ослышались?
О, благословенный шанс отпущения грехов, подаренный словом «ослышаться»! Мистер Ригжет на него клюнул.
– Может быть, – сказал он, и кузен Александр вздохнул с облегчением.
– Вы симпатизируете обвиняемому? Или, скорее, верно ли, что вы не держите на него зла?
