— Как ты думаешь, он когда–нибудь узнает правду?
— Тогда, и только тогда, когда узнает правду о себе самом, — ответил Пар–Салиан. — Ему нужно встретиться с тьмой, живущей внутри него, и осознать ее. Я дал ему глаза, которыми он может увидеть себя, если захочет, — глаза со зрачками в форме песочных часов, глаза колдуньи Раэланы. Ими он увидит ход времени, изменяющий все, на что он ни поглядит. Перед этими глазами юность увядает, красота угасает, горы рассыпаются пылью.
— И чего ты надеешься достичь этой пыткой? — гневно спросил Антимодес. Он действительно думал, что глава Конклава зашел слишком далеко.
— Пошатнуть его высокомерие. Научить его терпению. И, как я сказал, позволить ему заглянуть в глубины своей собственной души, посмотреть на себя самого изнутри. В его жизни будет мало счастья, — проговорил Пар–Салиан, — но я предвижу, что для всех на Ансалоне счастья будет немного. Но я возместил то, что ты считаешь жестокостью, как бы то ни было.
— Я не говорил…
— Тебе и не нужно было говорить, друг мой. Я знаю, что ты чувствуешь. Я дал Рейстлину посох Магиуса, один из самых мощных артефактов. Хотя пройдет еще немало времени, прежде чем он узнает его подлинную силу.
Антимодес не успокаивался и горько промолвил:
— Теперь ты получил свой меч.
— Металл выдержал огонь, — серьезно отозвался Пар–Салиан, — и вышел оттуда закаленным и чистым, с острым и ровным лезвием. Теперь юноша должен учиться, развивать те умения, которые пригодятся ему в будущем, и приобретать новые.
— Никто из конклава не станет учить его теперь, когда они знают, что он как–то связан с Фистандантилусом. Даже Черные Одежды не согласятся на это. Они не могут доверять ему. Как же он будет учиться?
— Я уверен, что он найдет себе наставника. Им заинтересовалась одна госпожа, очень сильно заинтересовалась.
— Не Ладонна? — нахмурился Антимодес.
— Нет, нет. Другая госпожа, гораздо более великая и могущественная, — Пар–Салиан бросил взгляд в окно, где алая луна разливалась рубиновым блестящим сиянием.
— Ага, вот как, — сказал впечатленный Антимодес. — Ну, если это правда, то я не беспокоюсь за него. Но он все же очень молод и очень слаб, а у нас мало времени.
— Как ты говорил, у нас еще несколько лет перед тем, как Темная Владычица соберет свои войска, перед тем, как она будет готова нанести первый удар.
— Но тучи войны уже собираются, — мрачно заметил Антимодес. — Мы одни видим лучи заходящего солнца. И я спрашиваю тебя снова, где истинные боги теперь, когда мы нуждаемся в них?
— Там же, где были всегда, — спокойно ответил Пар–Салиан.
8
Рейстлин сидел в кресле за столом в Башне Высокого Волшебства. Он жил здесь уже несколько дней, пользуясь разрешением Пар–Салиана оставаться в башне столько, сколько потребуется, чтобы оправиться от последствий Испытания.
Не то чтобы Рейстлин вообще поправлялся. Он никогда не был особенно сильным или здоровым, но теперь, по сравнению с тем, чем он был сейчас, он с завистью оглядывался на себя в прошлом. Он вспоминал дни своей юности, с сожалением понимая, что никогда не ценил их по–настоящему, не осознавал своей тогдашней силы и счастья. Но хотел ли он вернуться назад, в прошлое? Обменял бы он свое больное тело на сильное и здоровое?
Рука Рейстлина коснулась дерева, из которого был сделан посох Магиуса, стоявший у стола рядом с ним, как обычно, — теперь он не расставался с ним. Дерево было гладким и теплым; волшебство, таившееся внутри, щекотало его пальцы. Он имел очень смутные представления о том, для чего предназначался посох. Любому магу, получившему магический артефакт, предстояло самому выяснить его свойства. Но он чувствовал невероятную силу, исходящую от посоха, и наслаждался ею.
В башне нашлось немного документов, в которых упоминалось бы о посохе; многие из древних манускриптов, в которых упоминалось о Магиусе и которые хранились в Башне Палантаса, были утеряны, когда маги бежали в Вайретскую Башню. Сам посох сохранился, как предмет, имевший большую ценность, хотя, по словам Пар–Салиана, он не использовался несколько веков.
В ответ на удивленный вопрос Рейстлина Пар–Салиан сказал, что время посоха пришло только сейчас, когда он понадобился в мире. Рейстлин не понимал, что изменилось теперь, так что понадобился волшебный посох, использовавшийся в сражениях с драконами. Ему не суждено было узнать это от Пар–Салиана, который продолжал отмалчиваться. Он не сказал Рейстлину о посохе ничего, кроме того, где достать книги, в которых можно найти какие–то сведения о посохе.
Одна из этих книг сейчас лежала перед ним на столе, маленький томик, составленный каким–то писцом, сопровождавшим войско Хумы. Книга была очень содержательной, но мало помогла Рейстлину. Он почерпнул из нее немало информации о способах построения войска и охраны лагерей, информации, которая пригодилась бы боевому магу, но очень мало узнал о посохе. То, что он узнал, было сомнительным и бесполезным. Писец, говоря о Магиусе, упомянул о том, как маг спрыгнул с верхней башни осажденного замка и приземлился невредимым среди войска, к большому удивлению воинов. Он говорил, что использовал магию своего посоха.
В своей собственной книге Рейстлин записал:
«Похоже, что посох обладает способностью поддерживать своего хозяина в воздухе, делая его легче пера. Заключено ли это свойство в посохе? Должно ли быть произнесено заклинание, чтобы привести его в действие? Есть ли предел его использованию? Сработает ли заклинание для кого–то еще, кроме мага, владеющего посохом?»
Все эти вопросы требовали ответа, а ведь это было всего лишь одним из свойств посоха. Рейстлин предполагал, что за деревянной поверхностью скрывается еще немало. С одной стороны, незнание их всех беспокоило его. Он отдал бы многое, чтобы получить полное описание этих свойств. Но даже если бы оно ему досталось, он продолжил бы изучение посоха. Старые манускрипты могли лгать. Могли скрывать информацию. Теперь Рейстлин не доверял никому, кроме себя.
Обучение может занять у него годы, но…
Приступ кашля прервал его работу. Кашель был болезненным, пугающим, отнимающим силы. Его горло сужалось спазмами, он не мог дышать, и каждый раз, когда судороги становились особенно сильными, он думал, что не сможет снова сделать вдох, что задохнется и умрет.
Это был один из таких сильных приступов. Он с трудом боролся за каждый глоток воздуха. От недостатка воздуха у него закружилась голова, а перед глазами поплыли круги, так что, когда он снова обрел способность дышать без усилий, то чувствовал себя таким слабым и усталым, что уронил голову на руки и обмяк в кресле, чуть не плача. Его пострадавшие ребра немилосердно болели, горло горело от кашля.
Заботливая рука коснулась его плеча.
— Рейст? Ты… с тобой все хорошо?
Рейстлин выпрямился, сбросил руку брата.
