Это была правда. Округа выглядела мертвой, опустошенной; человеческий голос слышался много реже, чем крики зверей и птиц.
Айрин смотрела на своего сына. Волосы над его высоким смуглым лбом вились крупными завитками, карие глаза были серьезными, серьезнее, чем у Алана.
Внезапно ее захлестнула волна любви к этому мальчику, такая сильная, что перехватило дыхание и задрожали руки. При этом, как ни странно, ее охватила робость. Айрин поняла, что не знает, как выразить эту любовь; попросту не умеет этого делать и, наверное, никогда не умела.
Она смущалась, потому что не знала, какой будет реакция Коннора. К тому же рядом стояла Розмари, которая не имела родителей. Ее любили темнокожие слуги, и все же она была ничьей.
Чувства Айрин проявились только во взгляде и в голосе:
— Ты уверен, что вы дойдете одни?
— Конечно.
— Только никуда не сворачивайте и нигде не задерживайтесь!
— Хорошо.
Айрин почудилось, будто Коннору хочется как можно скорее расстаться с ней, и она тихонько вздохнула.
Она долго стояла на дороге, глядя вслед двум маленьким удаляющимся фигуркам. Потом вернулась в школу.
Дети быстро шли по дороге. В отсутствие взрослых ими овладело безудержное веселье, ощущение безграничной свободы, и, едва взглянув друг на друга, они принялись хохотать, а после помчались наперегонки.
Потом Розмари сказала:
— Мне надо в кусты.
Конни кивнул и остался ждать на дороге. Он был рад возможности перевести дыхание и оглядеться вокруг.
Прежде ему не приходилось видеть столько зелени. Высокие деревья, верхушки которых колыхались, а листва трепетала на ветру, напоминали бегущих великанов с развевающимися волосами. Здесь был такой простор для всего, для фантазии, для счастья, что у него захватывало дух.
Он обрел семью. У него появились друзья. Не было ни страшных снов, ни кошмаров наяву. Даже Айрин (ни вслух, ни даже про себя он пока что не называл ее мамой) сегодня смотрела на него каким-то особенным взглядом, которого до сих пор удостаивался только его отец.
Навстречу ехали какие-то всадники. Коннор не успел ничего подумать и лишь посторонился, чтобы их пропустить.
В них было что-то странное, и он не сразу понял, что. А потом разглядел: у них не было лиц. Какие-то нелепые колпаки с узкими прорезями для глаз, как у палачей, изображения которых он видел в книжках.
Наверное, потому этот маскарад вызвал у него не смех, а ужас. Когда всадники окружили Коннора, он оцепенел от страха и не двигался с места.
— Это и есть тот самый ребенок? — спросила одна из фигур.
— Похоже. Ты сын Алана Клеменса?
Коннор не ответил, потому что потерял дар речи. Он понял, что палачи приехали за ним, что он никогда не вернется домой.
Когда его схватили и забросили в седло, он не брыкался, не отбивался и не кричал. Для всадников все оказалось гораздо проще, чем они думали. Спустя несколько мгновений об их присутствии напоминало только облачко красной пыли, медленно оседавшее на дорогу.
Полумертвая от страха Розмари еле выползла из кустов, но уже через пару секунд неслась как угорелая. Она прибежала в Темру с дикими воплями и никак не могла успокоиться, а на все расспросы взрослых отвечала только одно:
— Конни похитили привидения!
Алан бросился седлать коня. Он поехал в школу, к Айрин, хотя догадывался, что она ничего не знает.
Айрин собиралась идти домой. Увидев соскочившего с лошади Алана, она сразу поняла: он приехал не просто так. И не по радостному поводу.
Когда Алан сообщил о том, что произошло, сердце Айрин едва не разорвалось от страха. Ей показалось, что жизнь остановилась. Она никогда не задумывалась о том, что такое может случиться с Коннором. С ее сыном.
— Самое главное я не знаю, кто они, не знаю, куда и к кому ехать, — сказал Алан. — Остается ждать, а это невыносимо.
— А военные? Власти?
Он сделал долгую паузу, потом признался:
— Не знаю, стоит ли спешить обращаться к ним. Я боюсь, как бы… что-нибудь не случилось.
Поняв, что он имеет в виду, Айрин заломила руки.
— Зачем я отправила их одних!
Алан попытался ее обнять.
— Ты не знала, что может произойти. Я бы поступил точно так же.
Айрин вскинула голову, и он увидел ее искаженное болью лицо.
— Я даже не сказала Коннору, что люблю его! Не признала своим сыном. Лучше б ты женился на Хейзел, и вы бы вместе забрали его из приюта!
На мгновение Алану почудилось, что Айрин известна правда про него и Хейзел. Если б он знал наверняка, то немедля привлек бы ее в объятия и попытался вымолить прощение. Но он мог ошибаться. К тому же сейчас следовало подумать о другом.
— Я никогда не собирался жениться на Хейзел. И Коннор знает, что ты его любишь. Во всем виноват только я. Это я согласился возглавить негритянскую милицию, не думая о том, к каким последствиям это может привести.
— Теперь ты знаешь, что значит иметь ребенка, а потом его потерять! — вскричала Айрин, и в ее взгляде промелькнуло нечто, испугавшее Алана.
На пороге школы появилась Сьюзен Стерн. Он бросился к ней.
— Вы знаете, кто состоит в местном ку-клукс-клане?
Во взгляде миссис Стерн промелькнуло сомнение, однако она ответила:
— Я вам сочувствую. Прошу, не теряйте уверенность и силы. К сожалению, мне нечем вам помочь. Я слышала обрывки разговоров, но не знаю ничего конкретного. Наши мужчины скрывают от женщин такие вещи.
Они вернулись в Темру. Айрин не находила себе места. Она никого не слушала, ни на чем не задерживала взгляд, просто металась, точно зверь в клетке.
Потом ее лицо стало пустым, с него будто стерлись следы воспоминаний и мыслей. Она вся сникла и словно погасла. Внезапно Алан понял, чего он боится: того, что она утратит связь с миром, как это уже случилось когда-то.
Тогда его не было рядом. Но сейчас он мог что-то сделать.
— Я намерен отправиться к фермерам, которые приезжали в Темру. Возможно, они что-то знают, — сказал он.
— Я поеду с тобой, — промолвила Айрин, и Алан твердо произнес:
— Нет.
Он отвел ее в спальню, усадил на кровать и попытался объяснить, отчего ей лучше остаться дома.
— Почему ты хочешь оставить меня одну?!
— Не одну, а с Трейси и другими неграми. Я справлюсь сам. Я боюсь за тебя. Я не хочу тебя потерять.
Когда Айрин поняла, что он собирается уходить, она бросилась к дверям. Алан пытался ее удержать. Он был поражен, что при всей ее хрупкости в ней кроется столько силы. Ее руки казались тонкими и слабыми, как веточки молодого деревца, но когда дело доходило до сопротивления, они словно превращались в стальные тросы.
