Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Рынок уже гудел в полную силу, возле самых дверей я столкнулась с помощником нашего повара, стоявшим с пустой пластиковой сумкой и растерянно озиравшимся. Сердце мое сжалось. В «Бриатико» больше не привозят рыбу, вот в чем дело. Не оставляют забитые рыбой и льдом жестяные бочки на заднем дворе, у дверей кухни. Секондо прислал поваренка за небольшой порцией, чтобы накормить тех, кто остался, а осталось человек восемь стариков, совсем беспомощных. За ними вот-вот приедут, но пока этого не случится, повар не оставит свою кухню с огромными голубыми столами, похожими на затянутые настом озера, и холодной печью.
Наста я ни разу в жизни не видела, читала только у Джека Лондона, настоящего снега я тоже не видела, но знаю, что он похож на пенные глыбы в бурлящей ванне, которые так любят посетители хамама.
На катере не было ни души. Я немного постояла на причале, окликая Пеникеллу, а потом забралась на борт по длинной шаткой доске, перепрыгнув через ограждение из провисших канатов. Доска была здесь всегда, и, проходя по ней босиком, с растопыренными руками, я подумала, что на ней еще остались следы Бри, ну хоть несколько молекул-то осталось.
Странно было увидеть его изнутри, этот мифический катер, о котором Бри прожужжал мне все уши. Самого Пеникеллу я видела не раз, по праздникам он приходил к нам обедать, помню, что, когда он сплетал пальцы, выложив обе смугловатые кисти на белую скатерть, мне казалось, что его пальцы на сустав длиннее, чем это может быть у живого человека. Брат считал его красивым, но я никакой красоты не находила: длинный, жилистый, бритый старик, с резко вырезанными, чернеющими на белом лице ноздрями, немного похожий на профессора из тинтобрассовского «Ключа». Ну и что, в нашей провинции на него каждый третий похож.
* * *
Корпус катера был не таким уж старым, но проржавел от форштевня до кормовых переборок, а днище было залито бетоном – наверное, хозяин надеялся избавиться от течи. Ходовая рубка когда-то была выкрашена в белый цвет, но теперь от белой краски остались только хлопья, похожие на ободранную эвкалиптовую кору, а защелки дверей были начисто срезаны. Ближе к корме Пеникелла сколотил что-то вроде беседки из дубовых досок, со скамейкой внутри. Она напомнила мне беседку для исповедей в церкви Святой Катерины: они стояли там вдоль стены, двойные дубовые шкафчики с плетеными окнами, на одном из отделений написано духовник, confessore, а второе – без таблички, для прихожан.
Однажды, много лет назад, мы с братом спрятались в такую беседку и сидели там в душной темноте в надежде, что кто-то придет, сядет во втором отделении и признается нам во всех своих грехах. Скамейка была узкой, и Бри посадил меня к себе на колени, я чувствовала его дыхание на затылке каждый раз, когда нам казалось, что ручка двери поворачивается, мы оба переставали дышать, как будто под водой. Сидеть там было весело, хотя к нам так никто и не пришел. Через полчаса отец Эулалио вытащил нас оттуда и хотел было надрать брату уши, но потом вздохнул и отпустил нас без наказания, уж не знаю почему.
По левому борту тянулись шесть мелких иллюминаторов, наглухо заваренных, вдоль борта свисали автомобильные покрышки на веревках, за одну такую я ухватилась, когда подтягивалась к поручням, но она оказалась скользкой, вывернулась из рук, и я чуть не рухнула в воду. Забравшись на палубу, я села на свернутый буксирный канат, достала принесенную в подарок бутылку, открыла, отхлебнула из горлышка, привалилась к борту и закрыла глаза.
Я очень устала. С тех пор как я поняла, кого держат над крестильной чашей на фотографии, присланной мне братом, я жила в облаке копоти, в самой его середине. Отвращение душило меня, хотя разум сопротивлялся, а тело негодовало. Садовник, человек, на плече у которого я проснулась несколько недель назад, вот кто лежит там на руках деревенского падре. Садовник, пропавший внук Стефании. Выходит, старуха крестила его, потом растила какое-то время, а потом, наигравшись, отправила с глаз долой, вместе с матерью. И наигралась она довольно быстро, года за два-три, наверное. Иначе как объяснить, что в деревне этого ребенка никто не видел?
А потом из него получился Фиддл. Сын англичанки, работавшей в доме, и Ли Сопры, которому тогда было, наверное, лет двадцать. Фиддл, которого несправедливо лишили наследства, так же как его отца. Фиддл, который мог знать про марку с самого детства.
Зачем капитану нужен был сообщник? Если он знал, что марка у хозяина отеля, то план А мог быть довольно простым. Но марка выпрыгнула из рук и принялась перемещаться по своим и чужим клеткам, как обезумевший ферзь на шахматном поле. Ли Сопре пришлось остаться в богадельне, чтобы довести дело до конца. Ему понадобился партнер. Я ходила по следам убийцы, выслеживала его на дальних прогулках, собирала улики, записывала подозрения. И все это время я любовалась его сыном – таким же смуглым, статным и невысоким, как его отец.
Неделю назад, обнаружив блог Садовника, я хотела сразу ехать к комиссару, ведь, если убийца еще не выехал из страны, его можно было объявить в розыск и арестовать. Привезти в железной клетке и сжечь живьем на рыночной площади. Ярость заставила меня выбежать из библиотеки, не закрыв страницу с блогом, но, оказавшись на лестнице, я спохватилась, вернулась, выключила компьютер и пошла к себе в комнату, спрятав распечатку под халат. Потом я читала эти страницы в своей комнате, сначала быстро, цепляя только самые острые моменты, потом еще раз, спокойнее, а потом – когда Пулия заснула – в третий раз, с фонариком.
Он писал так же неровно, нервно и завораживающе, как говорил.
Нет, лучше, чем говорил: его английский на письме выглядел куда проще и убедительнее, чем его осторожный книжный итальянский. Но какой смысл писать про убийства в сетевом дневнике, к чему этот риск, постоянная возможность разоблачения? Так он понимает свою правоту и свободу? Ладно, блог под паролем, не всякий сможет открыть, но вот я же открыла! Допустим, надо точно знать, что ищешь, чтобы наткнуться на flautista_libico, но вот я же наткнулась! Может быть, он хотел, чтобы его поймали. Хотел быть наказанным.
Остаток ночи я пролежала, глядя в потолок и пытаясь собрать свои мысли, в висках у меня билась тяжелая красная вода. Я старалась только думать и ничего не чувствовать, моя душа как будто оцепенела, она на глазах покрывалась смолой, будто покорное насекомое. Но сначала нужно было все осознать, а потом разбираться с жизнью души. К тому же, несмотря на ясные факты, что-то не клеилось, не строилось, не поддавалось разумению. Слишком много странных вещей поднялось на поверхность этой истории. Всплыло животом кверху, будто мертвые сизые рыбины.
В записях убийцы говорилось только об одном выстреле – в хозяина отеля. В ночь убийства брата – первого марта – Садовника вообще не было в «Бриатико». Он ездил в детский санаторий на гостиничной машине, вместе с библиотекаршей, значит, у нас есть свидетель и алиби. Дальше начинается странное: описав в подробностях свою неудачную попытку утопить капитана, он ничего не сказал про удачную. То есть ни словом не упомянул. Как и о том, что они были подельниками. Сцена в хамаме выглядит как разговор двух людей, едва знающих друг друга по имени. Что ж, небольшая неувязка не означает, что гипотезой можно пренебречь, сказал бы наш преподаватель криминалистики.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
