Вдруг послышался голос Пии.
— Госпожа Францен, —сказала она. — Что в действительности произошло в субботу, когда вы подверглись нападению в вашем доме?
Все сидевшие в автобусе застыли и затаили дыхание. В динамике раздалось всхлипывание.
— Это… это нападение было инсценировано, —сказала Рики. — Твой отец хотел получить документы и результаты экспертиз, которые хранились у Яниса…
— Меня это не интересует, —перебил ее Марк.
— Где ты был? — спросила Николя Энгель Боденштайна.
— Потом расскажу.
— Шторх давит на меня. Он считает, что ты знаешь, где скрывается эта Зоммерфельд. — Она пристально посмотрела на него. — Он прав?
Боденштайн помялся.
— Да, прав, — спустя несколько секунд ответил он. — Мне известно, где она находится. Но я ему об этом не скажу.
— Ты с ума сошел, Оливер? — прошипела Николя Энгель. — Эта женщина разыскивается по обвинению в убийстве! Если ты ее укрываешь…
— Она не убийца, — прервал он ее. — Все гораздо сложнее, чем эти два убийства. Но я объясню тебе это позже, обещаю.
Она окинула его пренебрежительным взглядом и пожала плечами.
— Надеюсь, у тебя имеются действительно убедительные аргументы. Иначе я больше не смогу тебя защищать.
— Имеются, — ответил он.
В доме ничего особо интересного больше не происходило. Время шло, жара в темном салоне автобуса была почти невыносимой.
— Сколько еще это будет продолжаться? — проворчал Шефер.
— Мне все равно, — сказала Николя Энгель. — Если дело закончится без кровопролития, то пусть это продолжается хоть еще десять часов.
— Ты спал с Никой? —раздался в этот момент голос Марка из динамика, и Боденштайн, который постепенно преодолевал проблему концентрации внимания, вздрогнул.
— Да, —ответил Теодоракис. — Она влюбилась в меня и не давала мне прохода. Бегала передо мной голой, когда Рики не было дома. И однажды я просто не смог совладать с собой.
У Боденштайна дернулся кадык. Перед ним как будто неожиданно разверзлась бездонная пропасть. Этого не может быть! Анника спала с этим парнем? Разве она не рассказывала ему, какую неприязнь он у нее всегда вызывал? Внезапно в нем проснулась ревность, ибо он понял, что Теодоракис говорит правду — ведь на него был направлен заряженный пистолет. Значит, лгала Анника. Но почему?
Какое событие, произошедшее за последние двадцать четыре часа, повлияло на Марка столь ужасным образом? В то время как Пия послушно поочередно снимала на камеру Рики и Яниса, она исподволь наблюдала за Марком и пыталась найти ответ на этот вопрос. Чем больше говорили Янис и Рики, тем больше он терял свое напускное спокойствие. А они говорили и говорили. В какой-то момент Марк снял повязку с глаз Рики. Теперь, видя перед собой дуло пистолета, она и Янис выворачивали наизнанку свою истинную суть: беспринципность, эгоцентризм, презрение друг к другу и к окружающим. Это было отвратительно.
Янис признал, что решил использовать Марка в своих акциях против парка ветрогенераторов после того, как узнал, кто его отец. Он с готовностью продемонстрировал, что является воплощенным эгоистом, низким лжецом, свиньей. Рики созналась в том, что согласилась выкрасть листы с подписями и саботировать деятельность общественного инициативного комитета за деньги, обещанные ей отцом Марка.
Юноша слушал эти признания с бесстрастным лицом, но его взгляд, прежде застывший, неподвижный, постепенно оживлялся. Хороший это был знак или плохой, Пия не решалась судить. Реальность заключалась в том, что он держал в руке снятый с предохранителя пистолет, выпил пять банок энергетика и мог в любой момент потерять над собой контроль. И еще ей было не вполне понятно, какую цель Марк преследовал своим «трибуналом», как он называл эту процедуру.
— Ты спал с Никой? — задал Марк очередной вопрос.
— Да, — признался Янис. Его лицо было белым как мел. Он сильно вспотел, и его неповрежденный глаз неестественно блестел. Вероятно, у него была температура.
— Почему? — спросил Марк.
— Она влюбилась в меня и не давала мне прохода, — сказал Янис. — Бегала передо мной голой, когда Рики не было дома. И однажды я просто не смог совладать с собой. Кроме того, признаюсь, я надеялся, что она, будучи профессиональным климатологом, окажется мне полезной.
— Но ты всегда заявлял, что любишь Рики. Значит, это была ложь?
— Когда-то я действительно любил Рики, но эта любовь постепенно угасла. В последнее время она меня ужасно утомляла. — Он попытался сесть удобнее и застонал от боли. — Я хочу пить. Пожалуйста, дай мне воды.
Марк не удостоил его просьбу вниманием.
— А ты? — Он повернулся к Рики. — Ты любила Яниса?
Фридерике Францен была близка к обмороку. Несколько часов, проведенных в неудобной позе, смертельный страх, унижение — все это вымотало ее до предела, и Пия, что бы эта женщина ни совершила, испытывала к ней сострадание.
— Сначала… да, а потом… нет, — произнесла она, запинаясь. Марк больше не использовал «Телетакт», но пульт все время держал в руке.
— Почему же ты говорила ему, что любишь его?
— Потому что… потому что… это всегда говорят.
Марк вскочил со стула, подошел к Рики вплотную и ткнул дулом пистолета ей между грудей.
— Нет, просто такэто не говорят. — Он с силой потряс головой и наконец высказал то, что накопилось у него на душе. — Я поверил тебе, когда ты сказала, что любишь меня! Я всегда тебе доверял! И что ты делала? Лгала, и лгала, и лгала! Почему ты это делала? Почему? Почему ты причинила мне такую боль? Я не понимаю этого!
По его лицу вдруг потекли слезы.
— Почему ты хотела сбежать, ничего не сказав мне? — крикнул он. — Почему ты взяла деньги у моего отца? Почему ты разрушила все, все, что было так замечательно?
Пии все стало ясно. Марк понял, что эти люди использовали его и постоянно ему врали, и теперь его восхищение ими превратилось в ненависть к ним.
Янис тихо застонал. Рики тяжело дышала.
— Марк… Марк, пожалуйста, прошу тебя, — хрипло прошептала она с широко раскрытыми глазами. — Не делай мне больно, прошу тебя… я знаю, что все делала неправильно… Но вспомни о том прекрасном, что мы пережили вместе!
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — заорал Марк, и его голос сорвался на фальцет. — Я не хочу этого слышать!
Он упал перед ней на колени и горько заплакал.
— Ты убила дядю Рольфа! — произнес он, всхлипывая. — А потом сбежала и бросила меня! Почему вы все меня бросили?
Это становится опасным, подумала Пия. Юноша находился на грани нервного срыва, и если этот срыв произойдет, дело может кончиться кровью. Она принялась лихорадочно соображать. Если она попытается отобрать у него пистолет и ей не удастся сделать это с первого раза, ситуация еще более осложнится. Камера недостаточно тяжела, чтобы ею можно было оглушить его. Требовалось придумать что-то другое, чтобы образумить его.