— Нет.
— Так вот, Багги готов проводить любую красотку до автобусной остановки или до остановки такси. До вокзала. До станции метро. Или до изгороди с жимолостью в сельской местности… Да что там говорить, безобидный дядюшка почтет за честь подбросить их на своей колымаге куда угодно, ведь времена нынче неспокойные, кругом полно больных ублюдков с самыми грязными намерениями…
— На своей колымаге?
— Ну да. Она такая старая и такая замызганная, что никто не признает в ней представителя семейства Бугатти. Много лет назад я выиграл ее в карты в Монако, у одного самоуверенного юнца, нашего с тобой соотечественника. Ему, конечно, страшно не хотелось расставаться с машиной, пришлось даже слегка надавить на него, — ведь игра есть игра, тут уж ничего не поделаешь…
Содержимое сумки летит на пол: осколки какой-то керамики, старые открытки, письма (они поновее и подписаны до боли знакомым Габриелю почерком), сережки, дешевые браслеты, пухлая тетрадь, похожая на конспект, огрызки карандашей — почему-то красных; огрызки сигар (на бумажном кольце одной из них прочитывается «Bolivar»), горсть перламутровых пуговиц, смешная маленькая кукла в брючном костюмчике, женские трусики, отломанный острый каблук; узкая полоска моментального фото, на нем сфотографированы Габриель и какая-то совершенно неизвестная ему смуглая девушка с ярко выраженной восточной внешностью, то ли арабка, то ли марокканка. Еще одна фотография, на этот раз с хорошо известной Габриелю девушкой — коротко стриженой и темноволосой. Ульрика, его Ульрика! — вот и надпись на обороте подтверждает «Ульрика Майнхоф»,
и зачем только Птицелову весь этот хлам?
Чтобы прятать в нем то, что по настоящему ценно: дневники.
Их около десятка, а значит, можно не волноваться о «долгосрочном сотрудничестве» и о феерической судьбе «нового короля триллеров». Лет на пять этого хватит, а потом…
— Здесь есть совсем старые истории, — поясняет Птицелов. — О молодой террористке. О девице из Касабланки, которая хотела иметь большую семью. О следователе, которая не носила туфель на высоком каблуке, но при этом любила совать свой нос куда не надо… А есть кое-что поновее. Сентиментальная сага о женщине-радиоастрономе. Детектив о детективе, свихнувшемся на поисках своей сестры. Роман-декаданс о девчушке, которая имела обыкновение шастать в виртуальном пространстве и цеплять там парней, а это, как ты сам понимаешь, добром не заканчивается… Ну и еще кое-что м-м-м… нескучное. Держи.
Габриель тянет руки к дневникам.
— Э-э! Кроме этой, малыш, кроме этой! — Багги оставляет один дневник себе. — Это история еще не дописана. Мелодрама о жизни двух сестер-иностранок, до смерти любивших одного человека и расчленивших другого. Одна пережила это спокойно, а другая повредилась умом… Как тебе сюжет?
— Нет слов, Багги, нет слов!
Боясь, что Багги передумает, Габриель сгребает дневники в охапку и прижимает к груди.
— Я очень признателен тебе, Багги Вессельтофт. Ты даже не представляешь, как это важно для меня.
— Пустое, Габриель.
— И я не хотел бы, чтоб мы потерялись в этой жизни…
— Теперь не потеряемся.
— Сегодня мне надо кровь из носу успеть на мадридский поезд…
— Успеем. Моя колымага к твоим услугам. Так и быть, подброшу тебя до вокзала…
