Андрэ приблизился еще сильнее, и Марго почувствовала, что рука репортера проявляет к ее бедру недвусмысленный интерес. Марго уже чувствовала огонь исходящий от его чресел. С чего бы?
— Зачем тебе это? — прошипел Андрэ, как удав Каа. — Забей! Все равно, все человечество не спасешь. Спаси саму себя — это будет твоим вкладом в спасение всего человечества. Давай вместе спасемся! Хочеш-ш-ш-шь?
Волна окатила Марго мурашками.
— От ужаса пробивает на похоть… Это мерзко, — оценила она свое состояние вслух. — Но трудно удержаться. Мне кажется, сейчас я могла бы быть такой порочной, что содрогнулись бы и Маркиз де Сад и другие страшные грешники…
— Пойдем, — сказал репортер, горячее жало его языка скользнуло за Кошиным ухом. — Содрогнемся…
— Что стобой случилось? — удивилась Марго. — Ты же был против секса. А сейчас? Или чего-то не понимаю?
— Не понимаеш-ш-ш-шь!
Андрэ протащил ее по коридору мимо небольшой подсобной комнатки, мимо туалета, и они оказались в прохладном воздухе заднего двора. Погода резко испортилась. Теперь солнца почти не было видно — по небу неслись скорые серые клочья. Этажи дома были затянуты зеленой сеткой, которая колыхалась, словно тина в реке. Как похоже на Питер. И Марго захотелось плакать. Она возненавидела себя за это постороннее желание. И ненавидела Андрэ за то, что он умел так распалить ее тело.
— Сержа Наполи убили! — мрачно объявмла Мар, каменея под поцелуями Андрэ. — Ты слышишь? Я уверенна — его убили!
— Забудь! — поморщился репортер и торопливо полез под одежду Марго.
Она стояла и равнодушно наблюдала, как репортер что-то делает с ее телом. Она задрала голову вверх и посмотрела на нервные серые облака. Андрэ рассттегнулся, и ткнулся твердым в ее ляжку.
— Нет! — сказала она и мягко оттолкнула Бретона. — Не хочу!
— Почему?! — удивился Андрэ, продолжая сладко улыбаться.
Марго оглянулась и облизнула песерохшие губы.
— Тут может кто-то пройти.
— Никто тут не пройдет, — сказал Андрэ и повернул голову в сторону. — Там ремонт. Да если и пройдет… Тебе не все ли равно?
Репортер снова принялся за пуговицы на ее одежде.
— Не надо! Я… я не хочу… Я передумала.
Она замолчала, боясь, что начнет плакать. Невыносимая тоска захватила все существо Марго.
— Это другое дело, — Андрэ пожал плечами и отодвинулся от девушки. — Но ты не против, если я сам. Просто подержусь за тебя! Можно? — и не дожидаясь ответа он схватил Марго за руку. — О! Какая сладкая девочка! О-о-о! Кака хорош-ш-ш-шо!
Коше было неловко послать его совсем — ничего плохого он ей не сделал. Ну подержится Бретон за ее руку, и что? Рука — это же не влагалище! Что такого? Репортер наклонился, и лицо его исказилось от напряжения.
И вдруг Марго увидела где-то внутри себя, будто крупные губы Андрэ прижались к ее рту. Равнодушно, холодно и красиво. И она загорелась синим огнем от этой обжигающей холодности. И все жилы в ее теле сковало льдяным холодом. Словно изморосью покрылись пальцы и внутренности костей.
Марго очнулась.
Нет. Этого ничего нет. Ей показалось. Это просто вообращение. Это то, что представляет себе Андрэ. Ну и пусть! Ее-то это не волнует! Как Марго может касаться то, что придумал себе Андрэ?
На самом-то деле она стоит и смотрит мимо уха Андрэ, чувствуя всем телом, как другое чужое тело, (которое она так сильно желала только что, но нисколько не хочет теперь!), как это тело, конвульсивно движется к наивысшей точке наслаждения. К точке освобождения. Как рука Андрэ движется все быстрее… Он со стоном кончил и, отойдя на шаг, застегнул зиппер.
И Марго, увидев его руку со вздувшимися синими жилами, не могла понять, как репортер умудрился так опустошить ее. Ведь он только держал ее за руку и все! Но как он вытянул из нее все жилы? Или это не он? А просто погода? Просто холодный ветер? Ce n`est que le vent…
Ничего ведь не случилось. Почему же ей так хочется плакать? Отчего у нее перед глазами так темно?
Марго подняла глаза в небо и увидела узкую полоску светлого нарвского берега.
Чижик оглянулся и печально посмотрел ей в глаза. Чижик остановился перед стеной, на которой она написала стихи…
Бред!
Марго разозлилась и одернула сама себя. Нет! Этого ничего нет!
— Дай сигарету! — попросила она.
Андрэ достал зажигалку и, крутанув колесико, поднес желтый язычок пламени к кончику сигареты. Сухой треск селитры. Запах табака. Марго схватилась за стенку, потому что голова закружилась катастрофически. Выбросила почти не начатый окурок, и он покатился по тротуарной плитке, дымясь и оставляя кусочки горящих табачинок.
Андрэ спрятал зажигалку.
— Ты помнишь, обещала познакомить меня с Жаком.
— Да, — кивнула Марго.
— Валерий приедет на твое открытие?
— Наверно.
— Не знаешь, как его фамилия?
— Нет!
— Валерий всегда летает через Голландию? — спросил репортер.
— Не знаю… Честно, не знаю.
— Как он выглядит?
— Толстый… светлый пух на голове… много перстней…
— Ладно. Идем, — позвал Андрэ и повернулся к Мар спиной.
— А я знала, что он скоро умрет… — угрюмо бросила Марго в спину репортеру.
Тот вздрогнул и медленно обернулся. И Марго получила легкое удовлетворение от этой ситуации.
— Откуда? — Андрэ остановился у входа в галерею. (Почему-то Андрэ не спросил, о ком идет речь. Как-то он понял, что речь идет именно о Серже Наполи, а не о Валери или ком-то еще.) — У него над головой было серое пятно. А еще я подумала, что он слишком чужой среди людей, чтобы жить…
— А… Расскажи это Лео, — усмехнулся Андрэ и начал насвистывать модную песенку.
— Ты тоже чужой, — продолжала грузить репортера Марго. — И я чужая. Нас выгнали из людей! Понимаешь? Люди, они верят в то, что есть хорошее и плохое. Они верят, что есть преступники и невинные жертвы. Ну, на худой конец, они любят детей! Они их калечат своей любовью, но они верят в нее! А мы… Мы — роботы. Мы…
— Не городи ерунды! — раздраженно бросил Андрэ и толкнул дверь пинком. — Ты напилась!
Чувствуя, что лицо само складывается в гримассу, Марго торопливо добежала до сортира, закрылась на задвижку, включила холодную воду и опустила в ладони свое истекающее слезами лицо.
Дался ему этот Валерий. Или это и есть та посылка, которую отправила Рита из Питера? Она должна была указать кому-то на Валерия? И Рита так тонко рассчитала это? Не может быть.
— Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Как она могла напиться, если они ничего не пила? В «Блиссе» нет алкоголя! Траву она не курила. Черт! Этот Андрэ ненавидит ее! За что? Она ему зачем-то нужна, но раздражает тем, что ее нельзя послать, а приходится терпеть и…
