остановился на нас, ее губы, накрашенные розовым, растянулись в улыбке.
— Когда я смогу сменить украшения? — спросила другая женщина, глядя в зеркало в черной рамке, висевшее на стене рядом с занавеской. Она подняла руку, но ее пальцы зависли над ноздрей, не позволяя себе дотронуться до свежего пирсинга.
— Э-э… — Сторми неохотно отвернулась от нас, чтобы обратиться к своей клиентке. — Как насчет того, чтобы прийти ко мне примерно через шесть недель? Устраивает?
— Да, меня это устроит.
— Круто. Блейк запишет вас, — хлопнула ладонью по стойке Сторми, привлекая внимание Блейка. — Сорок баксов.
Блейк, похоже, был не в восторге от того, что ему предстоит взять с другой женщины деньги за пирсинг, но он сделал это с недовольным вздохом, дав Сторми возможность броситься к своей младшей сестре и обнять ее так крепко, что можно было подумать, что мы не видели ее несколько лет.
— Я так рада, что вы здесь! — пропищала Сторми, ее радостный голос резко контрастировал с ее мрачным, угрюмым обликом.
Я не знал, каково это — иметь брата или сестру. Полагаю, ближе всех ко мне был Билли. И в тех случаях, когда мне хотелось назвать его маму своей, я иногда задумывался о том, каково было бы иметь его в качестве приемного брата.
Стали бы мы жить в одной комнате?
Стали бы когда-нибудь настолько комфортно себя чувствовать, чтобы называть друг друга «братом»?
Рассказал бы я охотнее его маме о том, в какое дерьмо он вляпался, если бы нас связывало нечто иное, чем классная комната и дружба на всю жизнь?
«Черт. Что, если бы я убил своего гребаного брата?»
Теперь я не так часто думал об этом. И заставлял себя не делать этого. Это было сознательное усилие, которое мне пришлось приложить, чтобы не позволить темному и уродливому прошлому омрачить светлое и прекрасное настоящее. Но, блин, время от времени боль от того, что его нет, пронзала меня с точностью стрелы и сжимала сердце и легкие до такой степени, что мне казалось, они вот-вот разорвутся.
Как сейчас, когда я наблюдал за тем, как Рэй и Сторми погружаются в свой собственный мир, связанные сестринскими узами, которые никто другой никогда не сможет понять.
Я потер грудь, успокаивая боль, до которой, как прекрасно знал, мне никогда не добраться.
— Эй! — воскликнула Сторми, привлекая мое внимание и протягивая ко мне руки.
— О-о-о… — Я прочистил горло, отогнал мысли о Билли, о прошлом и о том, чего у меня никогда не будет, и обнял ее. — Привет. Рад тебя видеть.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, прижавшись подбородком к моему плечу.
После того как в меня выстрелили, Сторми так быстро, как только смогла, примчалась из своей квартиры на Лафайет-стрит в больницу в Коннектикуте. Она сидела с сестрой и племянником столько, сколько могла, грызла ногти и смотрела, как аппараты не дают моему безжизненному телу соскользнуть к смерти. Сторми была рядом, когда я открыл глаза, когда сделал самостоятельный вдох без помощи аппарата искусственной вентиляции легких и когда мне разрешили приподняться и сесть. Затем, после того, как Рэй и Ной поплакали, Сторми подошла к моей кровати…
— Привет, — сказала она, ее голос дрогнул от эмоций, которых я не ожидал.
Я слабо улыбнулся.
— Привет, Сторми.
Мой голос был таким хриплым, таким слабым, и я откашлялся, безуспешно пытаясь вернуть ему нормальный тембр.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Сторми и тут же рассмеялась, закатив глаза и вытирая одинокую слезу со щеки. — О Боже, не могу поверить, что только что спросила тебя об этом. Конечно, ты чувствуешь себя дерьмово. В тебя, твою мать, стреляли. Т-ты, черт… Господи, ты, блядь, умер.
Человек мог вынести ровно столько, пока его колени не подгибались под тяжестью, и вот тогда Сторми сломалась. Она склонилась над кроватью, обняла меня, уткнулась лицом мне в шею и заплакала.
— С-спасибо тебе, — всхлипывала Сторми, пропитывая мой халат своими слезами. — Спасибо, что спас их.
В горле у меня было тесно, комок образовался от нахлынувших эмоций, но мне удалось выдавить смешок.
— А что еще я должен был сделать? — спросил я, умудрившись положить руку ей на спину, несмотря на то, что там торчала капельница.
— Ты мог бы позволить им умереть, — прошептала она.
Я открыл глаза и посмотрел на Рэй, а затем содрогнулся от мысли, что ее вообще нет рядом.
Что она умерла.
«Она могла умереть», — напомнил я себе, остро ощущая нарастающую боль в животе от того места, где Сет выстрелил в меня.
Забавно, что я ничего не почувствовал, когда это случилось в первый раз. А сейчас? Я чувствовал каждую крошечную деталь и не мог поблагодарить за это Бога.
— Ты знаешь, я бы никогда не позволил этому случиться, — ответил я.
— Да. Я знаю это. И я буду любить тебя вечно за это.
Я тихонько фыркнул, едва не рассмеявшись при воспоминании о напряжении между Сторми и мной, когда мы только познакомились.
Затем она встала, смахивая слезы со своего лица.
— Боже, — сказала она со смехом. — Так вот, как я уже спрашивала… как ты себя чувствуешь?
Я улыбнулся, так же слабо, как и раньше, и ответил:
— Несмотря на всю боль, я чувствую себя чертовски хорошо.
С того дня прошло много лет, но Сторми не переставала задавать мне этот вопрос — «Как ты себя чувствуешь?» — каждый раз, когда видела меня. Теперь это была наша фишка. И каждый раз, когда она спрашивала, я отвечал: «Чертовски хорошо».
— Хорошо, — сказала Сторми, похлопав меня по плечу, а затем отстранилась и обратилась к малышу между моих ног.
Она ворковала со своим младшим племянником, взяв его на руки и целуя в пухлые щечки, а также потянулась, чтобы взъерошить волосы Ноя. Оба ребенка улыбнулись — один пискнул, а другой притворился слишком крутым, чтобы быть взволнованным, — и Сторми удовлетворенно вздохнула.
— Хорошо. Блейк, я ухожу, — объявила она, увлекая Майлза за
