глухое ворчание. Она на цыпочках двинулась по коридору и в приоткрытую дверь увидела Бенджамина. Он был нагишом и занимался любовью с какой-то женщиной на диване для пациентов. Патрисия сперва пришла в ужас, застыла, глядя на эту сцену, которая все никак не кончалась. Потом потихоньку ушла, снова села в машину и долго плакала. Не могла поверить и чувствовала себя бессильной. Она всегда считала, что принадлежит к числу женщин, нетерпимых к адюльтеру, что она немедленно уйдет от того, кто ей неверен. А теперь ей изменяют, и она словно парализована. Она просто вернулась домой и легла спать. Бросилась в постель, страшась возвращения Бенджамина, и когда он пришел, сделала вид, что спит. Он лег, не сходив в душ. Придвинулся к ней, прижал ее к себе. Она лежала неподвижно, холодная, полная отвращения.
На следующий день ей захотелось кому-нибудь рассказать об этом, но она не решилась. Ей было стыдно. Но разве не Бенджамин должен стыдиться? Судя по его виду, он был совершенно спокоен. Как всегда, в прекрасном настроении. Ее смятения он даже не заметил.
Прошла неделя. В следующий вторник она вечером прокралась к кабинету – и через приоткрытую дверь снова наблюдала сцену адюльтера. И снова ничего не сделала. Снова была в параличе. Теперь по вторникам они встречались все: Бенджамин с его женщиной и Патрисия с ними обоими. Иногда она поднималась на второй этаж и сверху смотрела на них. Иногда оставалась в машине, в засаде, поедая эти чертовы китайские блюда – она по-прежнему за ними заезжала.
Ее семейная жизнь понемногу угасала. В полной тишине. Бенджамин, казалось, ровным счетом ничего не замечал. Патрисия ждала, чтобы он спросил, что не так, что случилось, чтобы он обратил на нее внимание, но его мысли уже витали далеко. С Другой. Патрисии уже не хотелось, чтобы он к ней прикасался, и чем меньше он прикасался, тем яснее она представляла его с Другой. В ее голове без конца крутились непристойные сцены. Из-за вторников ей стало казаться, что она невидимка. Ее больше никто не замечает. Даже он не видел ее за рулем машины, на другой стороне улицы. Выходил из здания с Другой, они улыбались друг другу, вежливо прощались, радуясь своей идеальной комедии. Так Патрисия сумела надеть лицо на эту женщину, которую всегда видела со спины. Маленькая, совсем юная блондинка с прозрачной кожей и печальными глазами. Вскоре ей удалось приклеить к лицу имя: Элинор – она оказалась пациенткой мужа. Стыд Патрисии все разрастался: если она раскроет похождения мужа, все узнают, что он – хищник, который спит с пациенткой, годящейся ему в дочери. Но у нее не было никакого желания становиться женой хищника, женщиной, на которую будут глядеть косо. У нее не было никакого желания расплачиваться за него.
В Салеме Патрисия сдружилась с чудесным парнем, Эриком Донованом. Они ходили в одни и те же бары и со временем прониклись друг к другу симпатией.
В этот гибельный период Патрисии приходило в голову переспать с Эриком: быть может, это ее освободит. Но она быстро отказалась от этой мысли, хотя регулярно встречалась с ним в “Блю лагун”, модном баре. Иногда Эрик приходил с другом детства, Уолтером, симпатичным, но грубоватым молодым человеком, слишком нарочито пытавшимся привлечь к себе внимание.
Последний раз Патрисия ходила в “Блю лагун” в марте, вечером. Там ей встретилась компания девушек, и она узнала среди них Элинор. При виде нее у Патрисии скрутило желудок, ее чуть не вырвало. А в довершение всего Эрик, показав на эту самую Элинор, шепнул ей: “Она мне правда нравится, не можешь задружиться с ней, а потом представишь меня?” Патрисия, полная отвращения, взяла со стойки свое пиво и хотела отсесть подальше, но, поворачиваясь, толкнула какую-то девушку. Они извинились друг перед другом, и история на том бы и кончилась, если бы, отъезжая от бара на машине, она не заметила ту самую девушку. Та шла по пустынной улице. Девушка была очень красива, и Патрисия забеспокоилась, что она гуляет одна в столь поздний час. Она притормозила рядом с ней и опустила стекло:
– Ты пешком?
– Да, я слишком много выпила, не хочу садиться за руль. Все разошлись, а такси найти невозможно. Пройдусь немножко, мне не помешает.
– Садись, я тебя подвезу.
Девушка села в машину. Патрисию поразила ее красота. Ее лицо, улыбка, глаза, волосы. Ее тело. И имя, которое она никогда не забудет: Аляска.
– Ты где живешь, Аляска?
– В квартале Мак-Парк.
По пути Патрисия невольно поглядывала на пассажирку. В ее красоте было что-то магнетическое. Она подумала, что та очень чувственная, хотя никогда раньше не смотрела на женщин с этой стороны. Аляска заметила ее неотступный взгляд.
– Что такое? – немного смущенно спросила она.
– Ничего. Смотрю на тебя. По-моему, ты… очень красивая. В общем, вау, в тебе действительно что-то такое есть!
Аляска рассмеялась звучным грудным смехом:
– Спасибо. Ты тоже красивая.
– Я тебе это не затем сказала, чтобы напроситься на комплимент, – поспешно уточнила Патрисия.
– Знаю.
Когда Патрисия высаживала Аляску у дома ее родителей, между ними проскочила искра. Патрисии захотелось попросить у Аляски номер телефона, но она не решилась. Ее смущало, что та – женщина, смущало, что между ними десять лет разницы, хотя у Бенджамина была связь с пациенткой на тридцать лет моложе него.
Патрисия вернулась домой. Бенджамин уже спал. Она долго стояла под душем, чувствуя невероятное возбуждение. Это было приятно.
Спустя две недели, во вторник вечером, Аляска возвращалась домой пешком и, поднимаясь по одной из главных улиц Салема, заметила Патрисию. Та сидела в машине и ела. Аляске стало любопытно, и она постучала в стекло:
– Ты что тут делаешь?
– Жду, – ответила Патрисия.
– И кого ты ждешь?
Патрисии впервые захотелось излить душу. Рассказать, что она переживает. Она пригласила Аляску в машину и рассказала ей все.
– Значит, твой муж трахается с любовницей в кабинете, а ты сидишь под дверью. Но чего ты ждешь?
– Чтобы он закончил.
Патрисия расплакалась. Она была в отчаянии. Устала, что с ней так обращаются. Аляска взяла ее руку и припала к ней губами. Патрисия снова испытала то же приятное ощущение. А Аляска сказала:
– Все мужчины – дерьмо.
Патрисия расхохоталась. Аляска потянулась к ней, и они поцеловались. После томного поцелуя Патрисия спросила:
– Что ты делаешь в ближайшие дни?
– Ничего особенного, а что?
– Можем уехать вдвоем на пару дней, только ты и я.
– Что, прямо так, сейчас?
Патрисия кивнула, с беспокойством ожидая, как отреагирует Аляска. Ей хотелось прожить эту историю. Поймать момент. Между ними что-то происходило, она хотела утолить
