Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
бесполезными нравоучениями. Он хочет получить кресло Энтони…
– И делает всё, чтобы к его возвращению отпал каждый винтик, – мрачно продолжила догадавшаяся Роузи. – Одна ошибка любого из ваших врачей, и нашу нечисть снова посадят в клетку. Только теперь уже надолго. Чёрт побери, никогда не думала, что это скажу, но… Если так будет и дальше, то лучше бы Ланг вернулся к нам уже завтра!
Она замолчала, а Рене продолжила размешивать остывший кофе. Похрустев чипсами, Роузи вздохнула.
– Ты похудела.
– Я просто влюбилась.
– И откровенно устала.
– А это уже безысходность. Я вижу, как под ногами рушится почва, но ничего не могу сделать.
– Иди к нему, – неожиданно сказала Роузи. – Иди к нему и просто поговори. О чём угодно. О погоде, об улитках, о том, сколько литров крови он выпил из своих ассистентов и куда дел тела. Тебе сгодится любой предлог, иначе ты не дотянешь до его возвращения. Требуй, чтобы он пришел. Пусть хотя бы просто постоит рядом. Фюрст обещал поговорить с судьёй, чтобы Ланга отпустили на слушания. Только вот ты не дотянешь до конца декабря.
– Но мои смены…
– Уж как-нибудь прикроем тебя на пару часов! – подруга выразительно подняла бровь, воинственно блеснув линзами больших очков, и возразить на это Рене было нечего.
Два долгих дня она терзалась сомнениями, но в итоге снова оказалась на улице Ги у порога уродливого кирпичного здания. Руки оттягивала жестяная коробка с печеньем, вспотевшую шею колол толстый шарф, но, отряхнув снежную крошку, Рене прошла внутрь переполненного холла. Она остановилась около стойки и огляделась.
По вечернему времени в полиции было удивительно людно, а близившиеся праздники вносили дополнительную суматоху. До Рождества оставалось чуть меньше недели.
– Дерьмово выглядишь, – протянул знакомый шкафообразный сержант по имени Пьер.
Он поднял голову от компьютера, стоило Рене приблизиться, хотя по донёсшемуся аромату корицы и сахара давно догадался, кто наведался к ним. Несколько раз Роузи уже передавала угощения для полицейских с комментарием вроде:«Доблестным охранникам больничной нежити». Однако сегодня медсестра оказалась необычайно кратка.«Верните кровососа обратно!»– гласила прикреплённая скотчем бумажка, и Рене длинно вздохнула. Через месяц после аварии отсутствие Энтони почувствовали на своей шкуре все.
– Много работы, – пробормотала она и взглянула на свое отражение в хромированной чашке с эмблемой квебекской полиции. Да уж, мумия в её худшие годы. Поблекли даже веснушки, словно Рене была больна витилиго. Задорные пятнышки посерели и как-то съежились.
– Знаю, – откликнулся Пьер. – Забегал тут один. Фюрст. Бледный, что дохлый гусь. А лицо такое зверское, будто это у него из задницы выщипали для подушки все перья. Оставил вещи для твоего Ланга и был таков.
– Ясно…
С Аланом они почти не виделись. Дюссо мог быть каким угодно самодуром, беспардонно командовать вверенными хирургами, но приказывать главе другого отделения не смел. Пока. Поэтому Фюрст всячески избегал совместных операций и приходил лишь на некоторые – поддержать Рене. Но приближался Сочельник, и работы хватало у всех.
– Да ты не грусти, – вдруг подмигнул Пьер. – Расколдуется твой Тёмный Принц из угрюмого тролля в прекрасную бабочку… Хотя, скорее, в тарантула, а может, и в скорпиона… Или жабью гадюку? Кхм. Впрочем, неважно. Идём.
Рене вымученно улыбнулась на попытку неловкой шутки и побрела вслед бодро зашагавшему сержанту. Она не ждала, что на этот раз Энтони придёт. В конце концов, после четырёх бесплодных попыток и двух недель тишины в его голове могло произойти не одно глобальное землетрясение со сдвигом тектонических плит в сторону очередной выходки. Однако жила надежда, что он почувствует что-то. Рене была вымотана. Не оправившись до конца после травмы, оказалась втянута в рабочий кошмар с именем «Дюссо».
Рене сама не знала, чего хотела, когда садилась за пустой стол. Увидеть? Поговорить? Или просто побыть чуточку рядом, как бывало в их рабочие будни? Господи, она и не знала, что стала настолько зависима. Это смешно. И чуть-чуть страшно. Наверное, стоило встать и уйти, но тут кто-то коснулся шершавых от неизменного антисептика рук, и она подняла взгляд.
Тони сидел напротив и смотрел так, что глаза защипало. Рене даже не могла описать этот взгляд. Он не осуждал. Нет-нет. Ни за что! Не корил, не насмехался, не жалел и не сочувствовал. Это так странно, но Энтони её понимал. От того ли, что сам был таким, или потому что излишне хорошо изучил своего ассистента. Но он не сказал ей ни слова. Просто смотрел, и Рене вдруг поняла – она плачет. Молча. От усталости, тревог и волнений. От бессонных ночей, страхов и постоянной огромной ответственности. А ещё от собственной глупости и от того, что скучала. Безумно. И осознав это, она склонила голову и уткнулась лбом в костяшки знакомых рук, где чуть дальше чернел лабиринт татуировки. Рене прижалась так сильно, словно хотела там раствориться, а затем со всей силы лёгких втянула витавший вокруг аромат мяты. И стало легче. Немного, на самую капельку храбрости.
Она не знала, сколько так просидела. Только чувствовала, как гладят видневшийся шрам кончики пальцев, а те Рене, наверное, стиснула в своей хватке до боли. Но всхлипы закончились. Она подняла голову, расцепила сведённые судорогой руки и провела ладонью по впалой щеке. Прохладной и, пожалуй, уже слишком худой. А та тут же прижалась и немедленно уколола трёхдневной щетиной – чёрной, острой, как и весь Тони, – и Рене вдруг рассмеялась такому чуднóму сравнению. Но тут за спиной раздались шаги, и она торопливо шепнула, прежде чем Пьер оборвал их совсем несодержательный разговор:
– Tu m'as manqué…
– Je sais, mon petit rayon de soleil61.
Рене шла по коридору, нервно сжимая в подрагивавших руках ключ от кабинета. Прозрачный брелок с вечно живым цветком вишни покачивался в такт торопливых шагов, которые глухо звучали в пустых больничных стенах. За окном была поздняя ночь, а потому в отделении пока царили покой и благодатная тишина. Рене спешила. Она хотела хоть на минуту остаться в одиночестве, закрыться за спасительной дверью и попытаться прийти в себя.
Сложные операции плохи тем, что выматывали до основания. Они высасывали из хирурга все силы, чтобы влить их в тяжёлого пациента со скоростью реинфузии, и едва завершившийся случай не был исключением. Рене чертовски устала. Она остановилась около железного шкафа с медикаментами, когда в полутьме перед глазами калейдоскопом резко закрутился коридор, и схватилась за стену. На всякий случай. Нового падения едва зажившая голова могла и не пережить. Неожиданно ноги скрутило судорогой, и Рене шёпотом выругалась. Восемь часов за операционным столом – личный
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
