Чикаго, меня встретили несколько сторонников губернатора Стивенсона. Пока я ехала в Чикаго, бывший президент Трумэн, который умолял мистера Стивенсона баллотироваться в 1952 году, высказался за выдвижение кандидатуры губернатора Нью-Йорка Аверелла Гарримана.
Я, конечно, была не в восторге от этой новости по разным причинам. Президент Трумэн всегда был ко мне особенно внимателен. После заседаний ООН я лично докладывала ему о результатах и узнала, что он прекрасно понимает должность и обязанности президента. Мне казалось, что ему следовало принять больше важных решений на своем посту, и что он совершил несколько ошибок во времена кризиса. Это были просто небольшие человеческие ошибки.
В то утро в Чикаго я думала о выдающихся способностях президента Трумэна как участника предвыборной кампании, и меня приводила в ужас мысль противопоставить свое политическое суждение его политическому суждению.
Мне сказали, что я еду не в отель, а на пресс-конференцию. Когда мы подъехали к отелю, где нас ждали журналисты, мне пришлось столкнуться с гораздо большим количеством репортеров и камер, чем я когда-либо видела прежде. Я боялась, что мне придется оправдывать свои суждения против президента Трумэна, но на деле это оказалось легко. Я выразилась как можно проще и откровеннее, высказав то, во что верила, и все оказалось не сложнее обычной пресс-конференции.
Репортеры, конечно же, выжали максимум из моей конфронтации с президентом Трумэном, потому что писать о разногласиях интереснее, чем о рутинном согласии. Но они не учли тот факт, что ранее я пригласила президента и миссис Трумэн на обед в тот же день. Миссис Трумэн не смогла приехать, но сразу после пресс-конференции я встретилась с бывшим президентом в гриль-баре моего отеля. Репортеры почуяли еще одну историю. Не собираемся ли мы заключить сделку? В мгновение ока газетчики заняли большой стол примерно в метре от моего локтя и были сильнее поглощены моим разговором с президентом Трумэном, чем своей едой.
Им не о чем было писать, потому что мы говорили обо всем, кроме съезда, пока не закончили обед, после чего упоминали свои разногласия лишь косвенно.
«Надеюсь, вы поймете, что, какие бы действия я ни предпринимал, я считаю, что поступаю правильно», – сказал президент Трумэн.
«Конечно, – ответила я. – Я знаю, что вы поступите так, как считаете правильным, но кроме того я знаю, что вы поймете, если я поступлю так же».
Президент Трумэн кивнул и ухмыльнулся. «В моих планах – заставить присутствующих на этой конвенции по-настоящему задуматься о проблемах», – сказал он.
Позже, вернувшись в свой гостиничный номер, я почувствовала себя словно рыба без воды и посчитала, что мне и правда нечего делать на этом съезде. Но я присутствовала на приеме, который губернатор Стивенсон устроил в мою честь, и сопровождала его во время визитов к делегациям разных штатов, чтобы заручиться их поддержкой. Я видела много людей в своей комнате, побывала на обеде для женщин-делегатов и дважды выступала по вопросу гражданских прав и образования перед комитетом, отвечающим за разработку платформы.
Пол Батлер, национальный председатель Демократической партии, также попросил меня кратко выступить на съезде. Добравшись до места, я увидела такое огромное столпотворение, что мне не верилось, что хоть кого-либо из ораторов получится услышать, за исключением, возможно, губернатора Теннесси Фрэнка Клемента, чье выступление доказало, насколько сильный у него голос. Однако мои слова можно было услышать по радио и телевидению, и позже многие люди сообщили, что моя речь привлекла большое внимание в конкурсе делегатов. В любом случае, я была рада, когда губернатор Стивенсон выиграл в номинации.
Во время оживленной борьбы за пост вице-президента между сенатором Эстесом Кефовером и сенатором Джоном Кеннеди друг сенатора Кеннеди обратился ко мне с просьбой о поддержке. Я ответила, что не считаю это возможным, потому что он предпочел воздержаться от принятия чьей-либо стороны в споре о методах расследования, которые применял сенатор Джозеф Маккарти. Сенатор Кеннеди находился в больнице, когда Сенат проголосовал за осуждение сенатора Маккарти, и, конечно, не смог озвучить свою позицию, но позже, когда он вернулся в Сенат, журналисты спросили его, как бы он проголосовал, и он не смог ответить прямо.
«О, это было очень давно, – сказал мне друг сенатора. – Он не смог проголосовать, и все это осталось в прошлом. Не стоит вязать это с нынешней ситуацией».
«Думаю, что маккартизм – это тот самый вопрос, по которому все государственные чиновники должны встать и проголосовать, – ответила я. – До сих пор сенатор Кеннеди не высказывал свои убеждения. И я не могу быть уверена в политическом будущем любого, кто добровольно не заявляет свою позицию по этому вопросу».
Сенатор Кеннеди приехал ко мне в Чикаго, и я сказала ему то же самое. Он ответил примерно теми же словами, которые ранее использовал в беседе с журналистами, заявив, что голосование по осуждению Маккарти было «настолько давно», что не вписывается в нынешнюю ситуацию. Но он не сказал, какова его позиция по этому вопросу, и я его не поддержала.
Я не осталась в Чикаго для голосования по кандидатуре вице-президента, а вернулась в Нью-Йорк за день до того, как мой самолет улетел в Европу. Я почувствовала огромное облегчение, оставив политику позади, и ожидала, что буду играть лишь очень тихую роль в президентской кампании. Все вышло совсем не так. Два месяца после моего возвращения оказались одними из самых беспокойных в моей жизни, потому что в конце концов я сделала гораздо больше, чем ожидала, и в то же время мне пришлось соблюдать даты своих лекций.
Я думала и до сих пор думаю, что хороший владелец бизнеса не равен хорошему государственному управленцу, а администрация из бизнесменов не способна стать хорошим правительством. Бизнесмену для успеха требуются определенные качества. Правительственному чиновнику нужны самые разнообразные качества, порой противоположные друг другу. Он не добьется успеха, если не будет разбираться в людях и политике, и нет никаких сомнений в том, что многим назначенцам Эйзенхауэра пришлось учиться этому медленно и с трудом. Зачастую бизнесмены приходят в правительство с мыслью о том, что поднимутся выше всех и что их приказы будут выполнять. Возможно, в бизнесе это и правильный подход, но в правительстве необходимо убеждать людей в том, что избранный курс действий предпочтителен. Если Конгресс не согласится с этим курсом, результатов можно не ждать. Президент Эйзенхауэр, очевидно, хотел создать администрацию по образцу большого бизнеса, но такой подход к сложностям правительства не всегда оказывается демократическим или успешным – как я полагаю, президент сам в этом убедился.
Точно так же я не верю в то, что успешный корпоративный юрист обязательно станет лучшим кандидатом на пост руководителя Государственного департамента. Посторонние люди, такие
