Они сидели и пили чай, пережидая суматоху в городе. Приятно было отдохнуть после ночных приключений. Кваза, неизменно хороший рассказчик, вспоминал детство Сали. Та много раз слышала эти истории. Кваза любил их перебирать. Звуки знакомого голоса успокаивали и согревали ее.
— Ты, не дрогнув, можешь усмирить взглядом стаю хищных птиц, однако вопишь как девчонка при виде безобидного садового паучка. — Кваза не то закашлял, не то засмеялся. — Я тоже должен кое в чем признаться. Помнишь мешок с пауками, который оказался у тебя на седле, когда ты обучалась конному бою?
Сали содрогнулась.
— Не напоминай.
— Это я насажал пауков в седельные сумки. По приказу Алины. Насколько я помню, ты с треском провалила испытание.
— Что?! — Сали побагровела. — Я направила лошадь прямо к водопаду, и мы обе чуть не утонули…
Кваза хрипло засмеялся.
— Знаю. В конце концов я тебя оттуда выудил.
Это произошло давным-давно, но жгучее унижение по-прежнему напоминало о себе. Наставники все-таки отучили Сали бояться пауков, пускай для этого им пришлось продержать ее в яме с насекомыми три дня. Но до сих пор мерзкие многоногие твари ей не нравились.
Сали сидела, одной рукой держа чашку, а другую положив на рукоять кнута. По правде говоря, она слушала Квазу лишь краем уха, а в голове у нее крутились события минувшей ночи. Она подобралась так близко. Она настигла мальчишку. Это был ее шанс — возможно, единственный для Сали и для всего народа Катуа, — и она потерпела поражение. Уже дважды. От такого позора не отмоешься. Очистить свое имя она могла лишь одним способом. С губ Сали сорвалось проклятие.
— Что случилось? — спросил Кваза, заметив ее стиснутый кулак.
Беспокойство Сали никогда не оставалось для него тайной.
— Прости. Я отвлеклась, — Сали взглянула на утренние лучи, пробивавшиеся сквозь щели. — Не знаю, удалось ли беглецам выйти из города. Тех, кто выжил после нападения на школу, я отправила следом. И понятия не имею, где Мали и мой ученик.
Кваза поднял бровь.
— Сальминдэ, у тебя есть ученик?
Она вздохнула:
— Честно говоря, это было необдуманное решение, которое я приняла со зла.
— Хочешь, я схожу на разведку? Изможденный старик не вызовет у стражи подозрений.
— Нет, ты и так сделал достаточно, друг мой. — Сали допила чай и встала. — Уже почти полдень. Мне пора. Спасибо за приют и утешение.
Мысль о том, что, вероятно, они видятся в последний раз, нахлынула на нее с небывалой силой.
— Спасибо за все.
Улыбка и непоколебимое спокойствие Квазы были так же приятны теперь, как в тот день, когда перепуганная, взволнованная девочка впервые вошла в дом Бросков Гадюки.
— Ты подарила старику драгоценное последнее воспоминание, дитя мое.
Сали обняла его и повернулась к двери.
— Почему ты не ушел со всеми? Неужели предпочитаешь умереть здесь? Твой дом — в Травяном море.
Кваза пожал плечами.
— В Цзяи десятки стариков поддержали подпольщиков, но сами решили не уходить. Дело не в том, что нам не хочется домой. Мы стары и слабы, мы лишь задержим беглецов. Наша жизнь близится к концу. Мы надеемся, что, оставшись, поможем грядущим поколениям увидеть то, что больше не увидим мы.
На глазах Сали выступили слезы, голос дрогнул:
— Твое место всегда будет у моего очага, названый дядя, и, пока бьется мое сердце, ты будешь в нем жить.
Они долго стояли, обнявшись. Руки у Сали дрожали. Она знала: даже если ей удастся выбраться из Цзяи, часть ее души останется здесь.
— Однажды я вернусь за тобой, — сказала она.
— Я уже обрел покой, — решительно произнес Кваза, провожая ее до двери. — А теперь веди домой свой народ.
Сали покинула дом Квазы, раздираемая противоречивыми чувствами. Ей до сих пор не приходило в голову, отчего так много подпольщиков предпочло остаться. Если побег окажется удачным, те, кто остался в Цзяи, будут позабыты. Впрочем, Сали решила приложить все силы, чтобы к их жертве отнеслись с должным почтением.
Ночной хаос утих с рассветом, но в воздухе еще висело напряжение: стражники стояли на перекрестках и патрулировали улицы. Сали пришлось пробираться задними дворами и переулками, пока она не достигла ворот квартала. У гостиницы она обнаружила целую толпу.
Дыхание у нее замерло, когда стражники вытащили хозяина гостиницы Эсуна и швырнули его на колени. Стражник с двумя перьями на шляпе, торчавшими, как кроличьи уши, во всеуслышание объявил на катуанском, что арестованный принимал у себя заговорщиков. Затем, под крики и оханье толпы, другой стражник накинул на шею Эсуна петлю и затянул ее, нажав ногой в спину.
Сали подавила желание выскочить, броситься в драку и уложить на месте как можно больше чжунцев. Она напомнила себе, что бессмысленные жертвы — не жертвы вовсе, а просто тщетная попытка исцелить раненую гордость. И все-таки пылкий нрав и ярость чуть не одержали верх над разумом.
— Эй, эй… наставница, Сальминдэ! — прошептал кто-то сверху.
Сали подняла голову и увидела на соседней крыше Хампу. Он махал рукой, стараясь не привлекать к себе внимания чжунцев.
Она тихо выругалась.
— Хампа, что ты здесь делаешь?
Он ткнул пальцем в конец переулка и исчез.
— Вот дурак.
На сей раз он решил ее не послушаться. У Сали не оставалось выбора, кроме как пойти туда, куда он показал.
По крайней мере, молодой человек пережил нападение на школу (в основном благодаря тому, что она оставила его стеречь ворота). Ночью Сали потеряла половину отряда, хороших бойцов… во всяком случае, верных. Они были готовы рискнуть жизнью ради блага Катуа.
Они встретились за разбитой дверью брошенного дома. Хампа, казалось, был измучен еще больше, чем она.
Сали ухватила парня за рубашку.
— Я велела тебе уйти с остальными и догонять беглецов.
— А я сказал, что мое место рядом с вами, — огрызнулся тот. — Говорите что хотите.
В конце концов он выказал немного силы духа. Сали этого ждала. Ритуал Неповиновения был давней традицией среди Бросков Гадюки. Как долго наставник сможет давить, прежде чем новичок наконец даст сдачи? Хампе понадобилось немало времени. Сали тоже. По крайней мере, Хампа не льнул к ней так, словно она была Ханом. Даже Цзяминь не требовал столько униженного поклонения.
Она уже собиралась поздравить его с тем, что наконец он отрастил зубы, но вдруг принюхалась и отпрянула.
— Что за вонь?
— Я прыгнул в зеленую реку, которая течет посреди города, — ответил юноша и содрогнулся. — Так и спасся. Чжунцы страшно неопрятны. Их водоемы забиты мусором.
