метафизически-неподвижные абстракции. Это только пределы для бесконечно разнообразного приближения к ним неисчислимого количества модальных оттенков, которые меняются от фразы к фразе, от абзаца к абзацу, от произведения к произведению, от писателя к писателю, и от эпохи к эпохе.
Выше нам приходилось говорить о разной степени придаточности и о том, что между придаточным и главным предложениями возможны бесконечные переходы, накладывающие каждый раз свою собственную печать на всю структуру сложного предложения. Сейчас можно сказать, что разная степень модальности есть одна из самых ярких выражений этой разной степени придаточности придаточного предложения. Для иллюстрации мы возьмем такую казалось бы несомненную в латинском языке грамматическую категорию, как косвенно-вопросительное предложение.
Никому и в голову не приходит, что сама косвенность и сама вопросительность есть текучая категория, а не какие-то твердые камешки, которые можно сколько угодно перекладывать из одного ящика в другой. Косвенный вопрос, с одной стороны, может сливаться с обыкновенным придаточным предложением и представлять собою твердое и устойчивое дополнительное предложение. Косвенность такого косвенного вопроса будет максимальная, а его вопросительность – минимальная. Однако можно себе представить и противоположную крайность: косвенный вопрос по своей интонации приближается к прямому вопросу; и этому способствуют те выражения главного предложения, от которых этот вопрос формально зависит. Косвенность такого косвенного вопроса – минимальная, он тут меньше всего является дополнительным предложением; и вопросительность его – максимальная. Между этими двумя крайностями и распределяются все оттенки косвенного вопроса, то более близкие к дополнительному придаточному предложению, то более близкие к прямому вопросу. Но эта текучая семантика косвенного вопроса тотчас же отражается и на его модальной структуре.
Действительно, еще в середине XIX века Э. Беккер установил факт огромной распространенности индикатива в косвенных вопросах архаической латыни, а также его известное наличие и в более поздней латыни, классической и серебряной. Труд Беккера был использован Дрегером в его классическом труде по историческому синтаксису латинского языка, излагаются Кюнером в его трехтомной грамматике и вообще стал прочным достоянием науки вплоть до настоящего времени. Установлены и все главнейшие условия употребления индикатива в косвенных вопросах с приведением огромного текстового материала. Распределяя эти выводы по-своему и делая из них собственные заключения, мы можем по этому поводу сказать следующее.
Мы выставляем здесь общий тезис: чем косвенный вопрос по своей интонации и по своему лексическому составу и окружению ближе к прямому вопросу, тем возникает больше вероятности появления в нем индикатива; и чем он ближе к дополнительному придаточному предложению, т.е. чем менее он самостоятелен и чем более является придатком к своему главному предложению, тем больше можно ожидать в нем конъюнктива. Отсюда можно наметить такие случаи употребления индикатива в косвенный вопросах у Плавта и Теренция.
Во-первых, главное предложение косвенного вопроса указывает на ожидание немедленного ответа, то есть задаваемый здесь косвенный вопрос очень близок к прямому вопросу. Это главное предложение либо является просто императивом в смысле требования ответа (dic, loquere, responde mihi, narra, memora, indica, expedi, opta, doce), либо каким-нибудь другим выражением того же требования или ожидания (rogo, quaero, volo scire, expeto audire, fas me certum):
loquere quid venisti –
«скажи, зачем ты пришел» (Plaut. Amphytr. 377);
scire volo, qui reddidisti –
«Я хочу знать, кому ты отдал» (Curc. 543);
die mihi hoc quod te rogo: album an atrum vinum potas –
«Скажи мне то, о чем я тебя спрашиваю: белое или красное вино ты пьешь?» (Menaechm. 914).
Во-вторых, косвенный вопрос сливается со своим главным предложением как бы в одно восклицание, так что сама косвенность этого вопроса, а вместе с тем и его конъюнктивность, исчезает.
…audin quae loquitur –
«Что он, слышь, говорит?» (Menaechm. 909).
Особенно часто после video:
viden me, ut rapior –
«смотри, как меня хватают» (Rud. 869).
В-третьих, главное предложение при косвенном вопросе может и совсем поблекнуть и свестись на какое-нибудь наречие или местоимение. Так, nescis quis или quid означает просто aliquis, aliquid:
nescio, unde haec his spectavit –
«Откуда-то он это подглядел» (Amphytr. 424).
В этом же поблекшем смысле употребляется и scio, правда, только у Плавта, а не у Теренция.
В-четвертых, многие латинские местоимения и наречия могут иметь то относительный, то вопросительный смысл. И поскольку здесь возможно разное толкование, эта категория предложений не всегда является убедительной. При относительном местоимении конъюнктив, конечно, не обязателен даже и в классической латыни, поэтому не следует особенно настаивать на этой категории. И без нее примеров на индикатив в косвенном вопросе огромное количество.
Классическая латынь формально закрепила конъюнктив в косвенном вопросе. Но даже и в классической латыни все же попадаются примеры индикатива и притом не только в поэзии, но и в прозе.
Admirari desine, cur fugiunt –
«Перестать удивляться, почему они бегут» (Catull 69, 10);
dic, quaeso, num te illa terrent –
«Скажи, пожалуйста, неужели тебя это пугает» (Cic. Tusc. I 5, 10).
Такие примеры мы найдем у Вергилия, у Проперция. Не чужда ему также и более поздняя латынь (Петроний, Апулей, Авл Геллий, Сенека младший, Валерий Максим и др.). Правда, многие редакторы встречают все эти индикативы в штыки и стараются их вымарывать. И действительно, некоторые тексты в этом отношении сомнительны. И все же факт индикатива косвенных вопросов нужно считать фактом вполне несомненным, и текстов для этого – огромное количество. Можно сказать, что индикатив в косвенном вопросе не умирал в течение всей истории римской литературы.
9. Другие придаточные предложения
Теперь скажем о значении семантики у других придаточных предложений для их функционирования в составе сложного предложения. Как мы сейчас увидим, косвенные вопросы занимают в этом смысле некоторого рода среднее положение, предполагающее два других противоположных полюса анализируемой нами семантики. Эти два полюса суть, с одной стороны, предложения цели и следствия и, с другой стороны, предложения времени и причины.
Предложения цели и следствия обладают по-латыни той замечательной особенностью, что вопреки другим языкам индоевропейской системы, они решительно никогда не расстаются с конъюнктивом. Предложения цели в этом смысле наиболее упорны, и конъюнктив восходит в них еще к индоевропейской основе. Это и понятно, если вспомнить то, что мы говорили выше, в §4, п. 2. И предложения цели, и предложения следствия являются выражением смыслового определения действия. А когда мы определяем смысл того или иного действия, мы прежде всего смотрим на его назначение,
