он доходит до меня за несколько шагов.
Я никогда не смогу привыкнуть к тому, насколько всеохватывающим является присутствие Киллиана. Как он способен поглощать мое внимание, даже не пытаясь.
Когда он рядом, я теряю смысл всего остального. Все мое существо слетается к нему, как вороны слетаются в зловещие места.
Брэн уступает ему дорогу и говорит, что сейчас подойдет.
Киллиан, кажется, даже не замечает, что мой брат вышел из комнаты и закрыл дверь, он садится на кровать и берет мою руку в свою. Его большой палец — окровавленный большой палец — проводит по тыльной стороне. Другая его рука остается неподвижной, висящей на боку.
— Ты чувствуешь себя лучше? Ты принимала обезболивающее?
Я беззвучно киваю, моя грудь болит с каждым вдохом, когда я шепчу:
— Это ты убил его?
Кажущаяся мягкость исчезает, позволяя его демонам показать свои уродливые головы.
— А что, если так?
Мой желудок опускается, и звук разрывающегося сердца, который я слышала ранее, становится громче, даже оглушительнее. Я пытаюсь отдернуть свою руку от его руки, но он только крепче сжимает пальцы.
— Не надо. Ты прекрасно знаешь, что мне не нравится, когда ты захлопываешь дверь у меня перед носом.
— И ты думаешь, мне нравится, когда я вижу тебя вот так, в крови?
— Ты ожидала, что я останусь сидеть после того, как он посмел не только прикоснуться к тебе, но и избить тебя?
— Нет, но я думала, что ты побьешь его, возможно, и, видит Бог, он этого заслуживает, но не то, что ты убьешь его. Я думала, что ты подумаешь об этом с моей точки зрения. Если бы это было так, то ты бы понял, что чувство вины за чью-то смерть раздавит меня.
— А как насчет моей перспективы? Ты та, кто держит моих демонов в узде, та, кто заставляет меня с нетерпением ждать новых дней. Ты — единственный красный цвет в моем черно-белом мире. Ты — моя гребаная цель, но он причинил тебе боль. Он наложил свои руки на то, что принадлежит мне. На мою девочку. — Он обхватывает рукой мое горло. Не резко, но достаточно, чтобы дать мне понять, кто контролирует ситуацию. — Слушай меня и слушай хорошо, Глиндон. Я всю жизнь подавлял свою истинную природу, но ради тебя я готов принять своих демонов. Я превращусь в дьявола, монстра и любое другое оружие, если это означает, что я смогу защитить тебя. Ты никогда, никогда не будешь спрашивать меня об этом, слышишь?
Мой подбородок дрожит, несмотря на мои попытки сомкнуть челюсти.
— Значит, я должна смотреть, как ты становишься бесчеловечным, и молчать об этом?
— Если речь идет о твоей безопасности, то да. Кроме того, я не убивал Девлина, но он точно будет желать смерти в течение месяцев реабилитации, которую ему придется пройти, чтобы снова стать работоспособным. — Он прищурился. — А твой брат лишил меня части удовольствия, настояв на участии в пытках. Я уже говорил, что не выношу его?
Мои губы раздвигаются.
— Ты... действительно оставил Девлина в живых?
— Пока что.
— Почему?
— Потому что я планирую превратить его жизнь в ад. Я подожду, пока он полностью восстановится, и снова избью его. Он будет дрожать от страха при одном только упоминании моего имени, он будет оглядываться на свою спину и иметь целую армию в качестве охраны, но никто из них не остановит меня. Я стану его кошмаром, сделанным на заказ.
У меня пересохло во рту, но я все равно спрашиваю:
— И это все?
Он выпускает длинный вдох и гладит мое горло.
— Я также не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой за жизнь, которую я отнял ради тебя. Потому что, в отличие от твоих утверждений, я действительно думаю с твоей точки зрения. И я также прекрасно понимаю, что если я заберу одну жизнь, то мне придется испытывать этот порыв снова и снова, пока меня за это не поймают. И хотя в прошлом этот вариант мог быть обсуждаемым, сейчас он абсолютно невозможен, поскольку это означает, что мне придется оставить тебя.
Я фыркнула.
— Я не знаю, должна ли я чувствовать себя особенной или ужасаться.
Он отпускает мое горло и заправляет прядь волос мне за ухо.
— Определенно первое.
— Я особенная?
— Если бы ты не была особенной, стал бы я тратить свое время, пытаясь взглянуть на вещи с твоей точки зрения? Я не альтруист, никогда им не был и не буду, но теперь ты часть меня, так что я привыкну думать так же, как ты.
Мое ранее разбитое сердце, сердце, которое считало, что Киллиан перешел черту и что мне придется просить дедушку и даже Лэна запереть меня от него, медленно возрождалось. Сейчас оно бьется резко, как будто прилив кислорода слишком велик для него.
Как будто все это несбыточная мечта.
Я пытаюсь говорить, но так задыхаюсь, что у меня уходит несколько попыток.
— Ты это серьезно, или ты говоришь это только потому, что знаешь, что я хочу это услышать?
— Хватит подвергать сомнению все, что я говорю или делаю. Это действительно действует мне на нервы. Да, я манипулирую, но не с тобой. Я всегда прямо говорил, чего я хочу от тебя.
— И что же это?
— Ты будешь моей. Взамен я дам тебе весь мир.
— Мир? — Слеза скатилась по моей щеке. — Что определяет мир для для тебя, Килл? Потому что для меня это просыпаться рядом с человеком, которого я люблю, и быть уверенной, что он тоже любит меня. Я не знаю, когда и как это произошло, но я знаю, что влюбилась в тебя. Так сильно, что мне больно осознавать, что ты никогда не будешь чувствовать то же самое.
— Кто сказал, что я никогда не буду?
— Твоя природа. Дело не в том, что ты не хочешь меняться, а в том, что ты искренне не можешь.
— Не навешивай на меня ярлыки. Видишь ли, то, что я понял о любви, это то, что она благородна, нежна и означает, что если ты любишь кого-то достаточно сильно, тебе, возможно, придется отпустить его. Пойми, Глиндон, в том, что я чувствую к тебе, нет ничего благородного или нежного. Это бурный вулкан одержимости, обладания и безумной похоти. Если ты хочешь любви, то я люблю тебя, но
