помогать мне в этой миссии.
— Прости, папа. Я не в настроении заставлять ее ненавидеть меня.
— Тогда для чего ты в настроении? — я показываю на девушку на экране. — Месть?
Его глаза, точная копия моих, к огорчению моей жены, переходят на повторяющееся видео. Он молча смотрит на него, делает глоток из бутылки водки, затем говорит:
— Она думала, что Крейтон хотел поговорить только с Анникой и совершенно не знала о заговоре с похищением.
— Это так?
Он кивает.
— Полагаю, тебе не понадобилось выпытывать у нее местоположение с помощью пыток, как я сначала думал?
Он качает головой.
— Она предложила это, потому что чувствовала себя виноватой за то, что вы с мамой, должно быть, чувствовали. Она также помогла Крейтону, потому что чувствовала вину за то, как она и все остальные отрезали Аннику. — Беззлобная улыбка окрашивает его губы. — Она многое делает из чувства вины.
— Сесилия Найт. Единственный ребенок. Ее родители — Ксандер и Кимберли Найт. Бизнесмен и социальный работник высшего звена, соответственно. У нее есть дедушка — бывший министр и бывший премьер-министр. Другой — дипломат в отставке. Ее дядя по материнской линии пошел по стопам своего отца-дипломата и стал активистом. Благодаря своим родителям она близка со всеми вышеперечисленными людьми и принадлежит к шикарному, богатому британскому окружению. Это означает, что они близки со многими влиятельными фигурами, включая, но не исключая родителей Крейтона, а именно его ублюдка отца.
Мой сын молча смотрит на меня.
— Откуда ты все это знаешь?
Я поднимаю бровь, но молчу.
— Я знаю, что ты можешь получить любую информацию, но почему ты навел справки о ней?
— Она дружит с Аннушкой. Я проверил их всех, но, возможно, мне нужно расширить свою информацию, раз уж ты так заинтересовался ею.
— В этом нет необходимости. — Он делает еще один глоток своего напитка и вытирает рот тыльной стороной ладони. — Я отпустил ее.
— Ты уверен? Повторяющиеся кадры, которые ты смотришь уже неизвестно сколько времени, говорят об обратном.
Он щелкает несколькими кнопками, позволяя прямой трансляции с камер заполнить экран, а затем замолкает.
Типичный Джереми.
Иногда меня бесит, насколько он похож на меня. Если нас не подталкивать и не провоцировать, мы никогда не будем действовать. Если нас не довести до предела, мы никогда не заговорим. Обычно я даю ему время восстановиться самостоятельно, поскольку это то, что нужно мне.
Однако Джереми не один. В отличие от моего бесполезного отца, у него есть я, и я могу сказать, когда моему сыну нужен отец.
После нескольких минут молчания я подтаскиваю стул и сажусь рядом с ним.
— Что происходит?
Он пренебрежительно вскидывает руку.
— Тебе не о чем беспокоиться. Мне просто нужен вечер, я возьму себя в руки и начну действовать.
— Чушь. — Я постукиваю пальцем перед его лицом. — Не от всего можно отмахнуться и забыть. Некоторые вещи гниют в твоем сознании с намерением разрушить тебя изнутри, если ты ничего с этим не сделаешь.
Он делает паузу и наклоняет голову в мою сторону. Он смотрит на меня так, будто я все еще его герой. Нет. Его отец. И я не могу быть более благодарным.
— И... как мне это сделать?
— Это сильно зависит от ситуации. Во-первых, расскажи мне об этой Сесилии. Она была на твоем пути после всего, что случилось с Анникой и Крейтоном?
— Нет. Она была моей гораздо раньше.
Интересно.
Он никогда не упоминал о ней и, вероятно, не говорил о ней ни Аннике, ни моей жене. А я бы знал, потому что наша дочь — полная противоположность своему брату. В то время как он все держит под замком, она все выпускает наружу.
— И что? — я подталкиваю его дальше. — Почему ты ее отпустил?
Еще глоток водки, и еще.
И еще.
— Ей нравился другой парень, но я безоговорочно увел ее у него. Я думал, что смогу заполучить ее полностью. Что со временем она забудет о нем. — Его пальцы сжались вокруг горлышка бутылки. — Я думал неправильно.
— Ты посмотрел на нее со всех сторон, прежде чем пришел к такому выводу?
— Эти кадры. — Он указывает на экран. — Это было во время инициации, в которой она участвовала только для того, чтобы шпионить для него. А он, оказывается, лидер конкурирующей группы. Откуда мне знать, что она не шпионит для него с тех пор?
— Я не думаю, что она на это способна.
— Я тоже так не думал, папа, но тихие— самые хитрые, в конце концов.
— Она волонтер и верит во все праведное. Не говоря уже о том, что в маленькой группе Анники она ведет себя как мать. Такой человек физически не способен причинить вред, если его не загнать в угол. Ты загнал ее в угол?
Он покачал головой.
— Тогда почему ты так уверен в своих утверждениях?
— Она сама сказала мне, что шпионила для него. Все это время она наносила мне удары в спину, прося моего доверия.
— Это признание было сделано под принуждением?
— Нет.
— Тогда это должно быть хорошим знаком.
— Или попытка обмануть меня еще больше.
— Джереми. — Я хватаю его за плечо, заставляя повернуть стул так, чтобы он оказался лицом ко мне. — Сынок. У нас с тобой есть одна досадная проблема — отсутствие доверия. Мы всегда думаем, что люди либо хотят добраться до нас, либо в конечном итоге сделают это, и хотя это хорошая черта для выживания и управления Братвой, она мешает нам в личной жизни. Когда-то давно я тоже не доверял твоей матери, и в ответ она отдалилась от меня, пока я чуть не потерял ее. Так что если эта Сесилия значит для тебя хоть немного того, что твоя мать значит для меня, не повторяй моей ошибки.
— Как я могу доверять ей, когда знаю, что в ее сердце живет другой мужчина? Что бы я ни делал, я всегда буду для нее вторым выбором.
Боль, прозвучавшая в его голосе, делает со мной неприятные вещи. Джереми не только мой сын, моя кровь и моя гордость. Он — часть меня. Он — шанс, который у меня был, чтобы доказать, что я не похож на своего отца. Поэтому, видя его страдания, мне
