С течением времени люди все больше становятся похожими на устаревший инструмент, медленно ползущий из дома в музей, где занимает место на полке с другими экспонатами: так, телеграф стоит рядом с ручной телефонной станцией, следом громоздкая мобильная Моторола устрашает своими размерами, а еще через десяток моделей смартфон гордо восседает над своими старенькими братьями.
Рядом с homo erectus, homo ergaster и homo habiblis встанет и экспонат с названием homo sapiens, в то время как в доме вместо него будет править homo astris17.
В следующие полчаса космонавты сосредоточились на первостепенных задачах, а Тесса воспользовалась их занятостью и незаметно протянула руку вперед. Дотронувшись до скафандра шестого члена экипажа, она почувствовала ответ: его рука развернулась и он сжал ее ладонь. Он не мог повернуться к ней – плотное крепление кресел не позволяло. Они оба едва заметно улыбнулись. Я нахожу эту их старую привычку – прикасаться друг к другу в моменты стресса – довольно милой. Она доказывает, что за свои долгие жизни Калеб и Тесс не очерствели, не охладели друг к другу и продолжали настойчиво поддерживать друг друга на их пути, полном приключений. Они всегда будут рядом. Я не волновался за них.
Космонавты завершали проверку систем, иногда шутили, чтобы отогнать тревогу и вездесущий страх. А потом в динамике послышался другой знакомый голос.
– Привет, бойцам. Как настроение?
– Привет, Кейн. Не ждали тебя, – ответила Тесс.
– Не смог бы пропустить подобное событие.
Август Кейн стоял посреди центра управления полетами рядом с Тамагочи и наблюдал за космонавтами с больших мониторов.
– Жаль, что ты не с нами, – произнес Томас.
– Тупые солдафоны еще наделают делов, – добавил Тони, кидая камень в огород презрения Кейна к солдатам.
– С вами Божена. Она не позволит. Просто слушайте ее, и вы будете в порядке, – ответил Кейн не менее ехидно.
– Понял? – Божена стукнула Тони по шлему впереди.
Тони устало закатил глаза. Но не произнес ни слова. Обещание тройничка на Марсе того стоило.
Кейн что-то прошептал на уход Тамагочи, тот кивнул и подвел его к одному из диспетчеров, который включил канал связи с Тесс, чтобы Кейн мог поговорить с ней наедине.
– Тесс, – позвал он.
– Да?
– Нас никто не слышит. У тебя пульс выше нормы. Все в порядке?
Тесса ответила не сразу.
– Просто сосет под ложечкой.
– И это все?
Разумеется, нет. Во всем мире никто не видит так четко проявлений ее второй сущности, как я и Кейн.
– Все это немного странно, – произнесла она тихо.
– Почему?
– Я вроде всегда искала свой дом. Нашла его. И вот опять бегу прочь.
– Как насчет Gastropoda?
– Что?
– Улитка. Она носит свой дом с собой. Дом ведь это не место. Дом – это твое состояние. У каждого оно разное. Для кого-то – это нырнуть в лабораторные исследования в центре чашки Петри, для другого – это служба на границе резервации. А для кого-то это постоянный поиск своих лимитов, поиск лучшей версии себя. Поэтому это нормально, что ты постоянно бежишь куда-то. Главное, чтобы ты была не одна. Ты ведь не одна?
Тесса оглядела взглядом экипаж: Божена, стучащая Тони по плечу, Арси, проверяющая системы не по чек-листу, а по наитию, Сопля, жалующийся на свернувшийся в трусах пот, Томас, уткнувшийся в непонятные уравнения в планшете, Калеб, держащий ее за руку.
– Нет. Не одна, – ответила Тесса, улыбаясь.
И она никогда не была одна. Несмотря на то, что была козлом отпущения, что ее обвиняли в катастрофических ошибках и откровенно желали ей подохнуть, Тесс никогда не была по-настоящему одна, просто потому что всегда воевала за правильные ценности.
– С тобой все будет в порядке, Тесс. Свети для нас. Свети, как самый яркий маяк во вселенной, – сказал Кейн.
Тесса опустила глаза, прогоняя слезы. В шлеме их не утереть, а потому надо поскорее спрятать. Постепенно пульс пришел в привычную для нее норму. Кейн всегда знал, как успокоить ее смятения.
Тамагочи получил разрешение от Амира, ставшего отныне главнокомандующим на Земле в отсутствие Тесс. Никто не знал, вернется ли она на Землю. Кейн знал. Я знал.
Она не вернется. Она заберет всех их с собой, и вместе они проложат для нас путь в новую неизвестность. Как всегда.
Тамагочи махнул диспетчерам и произнес:
– Сбросить штепсельный разъем.
На площадке запуска ракеты разъем отрывается от обтекателя «Бридж», медленно отъезжает дренажная мачта.
– Ключ на старт!
Поворот ключа переводит подготовку ракеты в автоматический режим.
А потом еще с десяток команд раздались из центра управления полетами:
– Растяжка один!
– Растяжка два!
– Продувка!
– Ключ на дренаж!
– Приготовиться к обратному отсчету.
Часы обратного отсчета, светящиеся на табло космодрома и начавшие отстукивать еще девяносто шесть часов назад, наконец подобрались к последним секундам.
– Десять, девять, восемь, – объявлял Тамагочи.
И наконец заветное:
– Пуск!
Ракета-носитель «Кингшенг» высотой шестьдесят метров прогремела взрывом зажженного топлива, белые клубы дыма вознеслись из двигателей внизу, захватывая пространство вокруг. «Кингшенг» оторвался от земли, немного завис в воздухе, а затем резко устремился в небо. Белесый след в сопровождении с оглушительным грохотом разрезаемого воздуха обозначал новую веху в истории Падальщиков, истории человечества, истории нескончаемых надежд на то, чтобы стать лучше.
Отсоединение ракеты, успешный вывод корабля на орбиту, по которой он сделает полный оборот вокруг Земли, прежде чем устремится напрямую к Марсу: все было встречено торжественными хлопками по всему земному шару.
– Цзюцуань, мы на орбите, все системы в норме, – отрапортовал командир корабля.
– Принял. Удачи вам, «Бридж».
Поиск нового дома начался.
