— Ага… значится, пришло времечко нам убираться восвояси. Я-то знала, что все откроется. Рано ли, поздно ли, а этого было не миновать.
Джессика вышла из-за портьеры со склоненной головой.
— Мне бы тоже стоило быть настороже… Может быть, так и было в глубине души, да я не позволяла себе заглядывать туда.
— Бедный мой ягненочек! — вздохнула старая женщина. — Уж как бы я хотела, чтоб все обернулось иначе, да только счастливая доля не для нашего брата.
— Настало время исчезнуть, Ви. Я уже принесла Мэттью столько боли, что никогда не прощу себе, если он сноса пострадает из-за меня.
— Это чтой-то? — возмутилась Виола, сползая массивным телом с кровати. — Надумала, значится, меня бросить? Убраться куда глаза глядят, а старую няньку спихнуть, как рухлядь?
Она высморкалась в клетчатый платок и начала натягивать одежду.
— Ви, тебе совершенно не нужно покидать Белмор. Маркиз о тебе позаботится. Поверь, у тебя здесь будет спокойная старость…
— Больно мне нужна спокойная старость! Всю-то жизнь я мечтала о дочке, и Бог послал мне тебя. И внучка у меня теперь есть, Сарочка моя.
— Ви, я так люблю тебя! — вырвалось у Джессики, и она бросилась старухе на шею. — Если ты всерьез настроена уйти со мной, то знай, что никто так не нужен мне сейчас, как ты.
— И куда ж нас понесет нелегкая?
— Туда, куда отправится первое же судно из лондонской гавани, со вздохом сказала Джессика, склоняясь над спящей девочкой. — У меня не очень много денег, но на переезд через океан хватит. В доках мы наведем справки и сговоримся о плате.
Она подняла девочку на руки. Та зевнула несколько раз, медленно просыпаясь.
— Малюточку нашу я сама одену, а ты иди, милая, иди, делай то, что надобно.
Джессика кивнула и передала Сару няньке. Обменявшись взглядом с Виолой, она вышла в коридор и вернулась в свою комнату. У двери, ведущей в комнаты Мэттью, женщина немного постояла, набираясь решимости. Сегодня они могли бы спать вместе в его постели. Сначала любили бы друг друга со всем нерастраченным пылом, а потом уснули обнявшись.
Проходя в гостиную Мэттью, Джессика намеренно отвела взгляд от двери спальни. Она любила этого человека много лет, с самого детства, и многие годы мечтала стать его женой.
О да, она любила мечтать. Мечты были ее утешением, солнечным миром, в котором можно укрыться от непогоды реальной жизни. Когда Джессика голодала, то мечтала о вкусных яствах, когда мерзла — о теплой одежде, когда изнемогала от одиночества — о добром и преданном друге.
Но теперь все мечты остались в прошлом. Сегодня сделано горькое открытие — мечтам никогда, никогда не суждено сбыться.
Она обошла гостиную, стараясь напоследок насмотреться на собранные там веши, остановилась у туалетного столика, чтобы коснуться дрожащими пальцами расчески с серебряной ручкой, старинного томика стихов в кожаном переплете, фарфоровой миниатюры матери Мэттью в рамке из слоновой кости. Казалось, в уютном и обжитом помещении сохранился след его недавнего пребывания, — во всяком случае, сделав глубокий вдох, Джессика явственно уловила запах одеколона.
Как болезненно сжалось горло! Она попробовала мысленно нарисовать себе лицо мужа, но то уже как будто отдалялось, заволакивалось туманом. Джессика не могла думать о том, как пуста будет жизнь без него, только чувствовала себя разбитой и беззащитной, словно птенец, выпавший из гнезда.
Однако медлить дольше было неразумно. Она заставила себя подойти к резному старинному бюро, в котором Мэттью хранил переписку, достала из ящика лист писчей бумаги, подвинула ближе чернильницу.
Вскоре на листе появились слова «Дорогой мой Мэттью!».
Она писала и писала, время от времени отирая ладонью мокрые щеки.
Как только судно «Дискавери» пришвартовалось в лондонской гавани, Мэттью и Юстас Бредфорд, еще один герой Трафальгарской битвы, наняли в доках кеб. Другие офицеры из числа раненых в сражении разместились по другим коляскам, и все дружно отправились в «Пантеон». Нечего и говорить, что каждому не терпелось поскорее оказаться на торжестве, среди родных и близких.
Мэттью казалось, что никто так не рвется туда душой. Он больше не запрещал себе мысленно называть Джессику любимой, и одно это слово заставляло кровь быстрее нестись по жилам. Трясясь на разболтанных рессорах по булыжной мостовой, Мэттью улыбался, вспоминая угловатую девчонку-подростка, однажды забросавшую его гнилыми яблоками, вспоминая прекрасную женщину, в которую та превратилась позже.
Ему стоило немалых усилий признать, что эта женщина привязала его к себе, как никто и никогда, но как только капитан смирился с этим, то не шутя начал считать себя счастливейшим человеком в мире.
Он был так занят приятными мыслями, что, поднимаясь к дверям «Пантеона», чуть было не налетел на того, кто заступил ему дорогу.
— Мэттью! — резко окликнул его Адриан Кингсленд. — Подожди немного! Мне нужно сказать тебе пару слов.
Мэттью бросил алчущий взгляд на распахнутые двери, но приостановился.
— Капитан Бредфорд, идите без меня, я задержусь буквально на несколько минут.
Офицер со снежим шрамом на щеке кивнул, и Ситон переключил свое внимание на барона Волвермонта. Обычно ясные и беспечные глаза Адриана сейчас были мрачны, и сердце Мэттью сжалось от предчувствия.
— В чем дело, Адриан? Что-то случилось?
— Боюсь, что так, друг мой, — тихо ответил барон.
— Надеюсь, речь идет не о леди Стрикланд? — уже со страхом продолжал расспрашивать Мэттью. — Как ее здоровье?
— Ее здоровье не оставляет желать лучшего, однако должен признаться, с ней не все в порядке…
— Где она? — перебил Мэттью, собираясь устремиться внутрь «Пантеона».
Адриан Кингсленд опередил его и снова заступил дорогу, для верности схватив за руку.
— Твоя жена сейчас находится дома, в городской резиденции Белморов. Я сам отвез ее туда. Она просила меня вернуться и перехватить тебя до того, как ты войдешь. Джессика настаивала, чтобы я тебя предупредил… предупредил, что правда выплыла наружу.
— Правда? Какая правда?
Все казалось полной бессмыслицей, но когда Мэттью попытался рассуждать, тревога совершенно заглушила голос разума.
— Вернувшись, я прошелся среди гостей и перехватил кое-какие обрывки разговоров. Насколько я понял, в свете откуда-то стало известно насчет прошлого Джессики, что она на самом деле не приходится тебе отдаленной кузиной. Не могу утверждать точно, но, по-моему, за всем этим стоит твоя экс-невеста, леди Каролина Уинстон. Словом, кто бы ни распространил слух, дело сделано: репутация твоей супруги погублена безвозвратно.
Мэттью зажмурился и сжал кулаки, стараясь оправиться от удара. Он не чувствовал ни неловкости, ни сожалений — одну только сильнейшую боль за Джессику. Мэттью только что лишился многих друзей, но не жалел о них, потому что они того не стоили. Он жалел только ее, Джессику.
