Казалось, она вечность добиралась по коридору ко мне. Она прошла слева от меня, медленно шаркая. Она смотрела на пол, взглянула на меня лишь в последний миг. Ее бледно-голубые затуманенные глаза встретились с моими на миг, и я увидела в них ураган предупреждений.
Я открыла рот, но она шла, словно не знала меня. Я откуда-то нашла силы говорить.
— Эй, — прохрипела я и осторожно схватил ее за руку. От контакта вспыхнула зелено-синяя искра. От этого мои пальцы будто прилипли к ее коже, она остановилась и неохотно обернулась. Я еще не касалась ее раньше. Ее плотность удивляла меня.
Она смотрела мне в глаза, явно узнавая, ее голос с акцентом зазвучал в моей голове, хотя ее сухие губы не двигались.
«Я не могу остаться. Я должна идти», — сказала она.
«Где все?» — подумала я, стараясь говорить с ней.
«Тебя не должно здесь быть. Все слишком рано», — в ее голосе звучала тревога, от этого мне стало не по себе.
«Что?».
Она посмотрела на пол, и я впервые поняла, какая она маленькая и хрупкая. Несмотря на ее странный макияж, в больничной одежде она напоминала чью-то забытую бабушку.
«Я пыталась предупредить тебя. Я оставила то послание. Я знаю, ты его слышала».
«Да, но я не понимаю. Я в беде?».
«Да, — сообщила она. — В ужасной беде, Перри. И я не смогла прийти к тебе. Я больше не могу».
«Вы видите меня сейчас».
«Ты не там, где, по-твоему, находишься».
Мне стало холодно. Я посмотрела на свою сорочку, блестящий пол и пустой стерильный коридор. Я стала понимать, что могу быть не в больнице. Могу быть неизвестно где.
«Где я?» — потрясенно спросила я.
«Лучше тебе не знать».
«Издеваетесь? — недовольно подумала я, прижимая пальцы к ее руке. — Думаете, вы помогаете? Думаете, можно прийти сюда, показаться в моей жизни и все вот так испортить?!»
Вопли не помогали. Выражение ее лица стало пустым, как холст.
«В этот раз ты пришла ко мне, — сказала она. — Теперь это работает только так».
«Прошу, — взмолилась я, смягчив тон, — просто скажите, в каком я аду».
Она взглянула на меня с укоризной.
«Уверяю, это не ад. Пока что».
Она оглянулась.
«Мне пора, — сказала она. — Они следят за мной. Они следят за тобой».
И она пошла дальше.
Я смотрела ей вслед, потрясенная, но смогла прокричать последнее:
— Кто такой Деклан О’Ши?
Мои слова разносились эхом, пока она не пропала.
— Перри? — услышала я сзади голос сестры.
Я испуганно обернулась и увидела Аду в ее серых леггинсах и мокасинах с шипами, она держала в руках несколько модных журналов. Она не была одна. Коридор вдруг наполнили люди, словно больница ожила, пока я стояла к ней спиной. Голоса, шум, стук дверей, крики и скрежет ударили по ушам. Словно вуаль сняли с моих глаз, и шарики ваты вытащили из ушей.
Я быстро оглянулась туда, где пропала Жуткая клоунесса. Она уже исчезла, конечно, и коридор был занят медсестрами и пациентами, снующими туда-сюда.
— Тебе нельзя вставать, — сказала Ада, приблизившись. Она заметила мою тревогу и помахала мне журналами. — Я ходила за журналами, чтобы не скучать. Мама сказала, что мне не нужно завтра в школу, что я могу остаться с тобой на ночь. Не знаю, позволят ли врачи, но я попробую. Это лучше алгебры.
Она взволнованно говорила о том, как пропустит понедельник, а я думала о Жуткой клоунессе. Где я была теперь? В больнице или где-то еще? И где именно? Откуда она? Что происходило?
— Идем, вернем тебя в кровать, пока доктор не заметил, — сказала она, коснувшись моей руки и повернув меня к моей палате. — Думаю, доктор Каин с таким именем только и ждет шанса серьезно наказать людей. Хорошо, что он не дантист, да?
Я прикусила губу, не зная, можно ли ей говорить, где я видела доктора раньше. Ада всегда верила в то, что я рассказывала о призраках, одна из немногих верила.
Я опустилась на неудобную кровать и смотрела, как Ада достает журнал и листает его.
— Со мной кое-что случилось, — тихо сказала я.
Ада замерла, опустила журнал на колени и посмотрела на меня. Все ее внимание было у меня.
Я быстро рассказала о Жуткой клоунессе в коридоре, а потом про то, что было до пробуждения в больнице, о демоническом ребенке, Дексе и докторе Каине.
— Что думаешь? — спросила я, закончив.
Она поежилась и укуталась сильнее в кардиган.
— Думаю, спать я ночью не смогу.
— Но что это все может означать?
Она задумалась, голубые глаза щурились от тусклого света.
— Не знаю. Думаю, то, что ты видела до этого с доктором Каином, было сном из-за анестезии или шоком от произошедшего.
— А Жуткая клоунесса?
— Это тоже. Со мной не так, как было пять минут назад?
Я обдумала это.
— Немного. Я сейчас словно проснулась сильнее. Я не могла до этого толком думать, все было… смутным. Но я все еще думаю, что видела ее.
— Возможно. Это могло быть во сне. Ты могла ходить во сне. Это не значит, что она не пыталась дотянуться до тебя. Но я сомневаюсь, что ты прошла в другое измерение или нечто подобное.
Мы рассмеялись от последнего, но натянуто. Мы обе знали, хоть другое измерение и звучало выдумано, все было возможно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Следующие три дня без работы казались мини-каникулами, только я не могла радоваться им, как нормальный человек. Тело отекало и болело большую часть времени, потому я то лежала в кровати, то сидела. Когда я не спала или читала, я занимала кресло в гостиной как приклеенная и смотрела все, что смотрели сестра, мама или папа. Я не любила телевизор, но хотела быть с людьми, даже если они раздражали меня, даже когда мама заставляла меня смотреть «Бакалавра».
Я начала ненавидеть свою спальню. Там было странно одиноко и страшно. Я могла поклясться, что каждую ночь слышала, как кто-то шепчет мое имя из шкафа, и, когда я не была этим перепугана, меня терзала реальность произошедшего. Хоть я никогда не хотела ребенка, и его появление как-то разрушило бы мою жизнь, во мне боролись отчаяние и облегчение. Я то радовалась, что потеряла ребенка, то рыдала из-за того же. Словно я расстраивалась из-за того, что могло быть. Словно могла мечтать о «что если». Но я не позволяла себе думать, что именно за «что если» это было.
Вечером четверга Максимус связался со мной. Он извинился, что не позвонил раньше (из-за чтения для местной пары), и я извинилась, что не подумала об ответе насчет шоу. После случившегося возвращение в шоу было последней проблемой, и у меня не было сил думать об этом.
