Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Подворье князя Владимира Храброго находилось от великокняжеского дворца через два проулка: обнесенный тыном двор размером примерно сто на сто саженей, на нем бревенчатые хоромы в четыре жилья, построенные без особых изысков: просто подклеть, ровные стены в четыре яруса да крыша из пропитанного дегтем липового теса.
Полвека назад сие был, вестимо, роскошный дворец и обширное хозяйство! Но будучи поделенным на семь сыновей…
Каждому из князей досталось по опочивальне с горницей на третьем жилье – а все остальное считалось общим. Ибо иначе Владимировичи здесь просто бы не поместились. При общем приезде всех семей сыновьям даже приходилось спать в опочивальнях вместе с родителями – иначе никак не помещались.
По счастью, братья хотя бы дружными выросли и из-за сего не ссорились – в тесноте, да не в обиде. Однако всем своим родом старались в столице не собираться.
Вот и сейчас – кроме юного Василия Ярославовича из княжеской семьи здесь не имелось никого. Однако по двору было не протолкнуться из-за сотен ратных коней, а по дому – из-за множества холопов и боярских детей, расположившихся во всех свободных уголках, пьющих пиво и хмельной мед, закусывая вяленым мясом, пирогами и рубленой капустой, веселясь и отдыхая.
Имели полное право – они тоже вернулись с победой, и они тоже праздновали!
Поняв, что самостоятельно найти здесь хоть что-то он не сможет, княжич громко закричал:
– Где приказчик?! Приказчика ко мне! – и отправился в отцовские покои. Сиречь – в горницу и опочивальню князя Ярослава. Здесь он стал раздеваться, горько жалея о том, что верный дядька остался лежать на бранном поле возле Рязани. Советы старого воспитателя ему бы сейчас очень пригодились.
– Звал, княже? – неожиданно показался в дверях низкий мужичок лет сорока с растрепанной седой бородкой, в серых суконных шароварах, овчинной душегрейке на голое тело и с качающимися на шее тремя костяными амулетами на желтой цепочке. Вид у мужичка был измученный, что вполне понятно. Когда к тебе на постой внезапно вываливается три сотни гостей – поневоле замаешься.
– Где отцовские холопы остановились? – спросил Василий. – Найди и скажи, я велел снарядить ко мне шестерых самых лучших воинов! Немедля! Ступай, а я пока оденусь…
Он открыл сундук, выбрал войлочный отцовский поддоспешник – самый толстый! Накинул себе на плечи, нащупывая крючки на боку. Расправил, застегнул, полез за кольчугой. После того как она с железным шелестом легла на тело, опоясался саблей, взял в руки шлем.
Тут как раз подошли и холопы, тоже в куяках и колонтарях – плечистые, густобородые, пахнущие брагой и копченой рыбой. Но к сожалению – ни одного из них Василий не знал. Видимо, они были не из Серпухова, а из какой-то усадьбы.
– Звал, княже?! – хрипло спросил крупный пожилой воин со сломанным носом. – Так мы здесь! Чего надобно?
И он внушительно взвесил в руке длинный боевой топорик.
– Служба у нас, – как мог солиднее ответил новик. – Пошли за мной!
Все вместе ратники поспешили в великокняжеский дворец, но еще за улицу до него дорогу им заступила стража из боярских детей, одетых в ферязи и плащи, а один и в зипун, опоясанных саблями. Они были без брони, и всего втроем, однако вели себя надменно, смотрели свысока.
– Куда это вы такие собрались, добры молодцы? – насмешливо поинтересовался поджарый боярин лет тридцати, с короткой бородкой клинышком и приметным рваным шрамом на щеке. – Нечто в Москве война?
– Я есмь княжич Василий Боровский! – гордо развернул плечи новик. – Новый телохранитель великой княгини!
– Да хоть бы и самого Василия Дмитриевича! – невозмутимо хмыкнул боярин. – По Москве оружным гулять нельзя!
– Мы не гуляем, мы на службе!
– Мы тоже на службе. Но в броне и оружным в Москву нельзя! Чай, ныне не война. Вы бы еще на лошадей взгромоздились да щиты с луками прихватили!
– Приказ великой княгини! – отрезал юный воин.
Караульные переглянулись.
– Может, баловство какое на пиру затевают? – неуверенно предположил один из стражников.
Боярин со шрамом почесал шею, потом решил:
– Ладно, проходите. Но токмо не к парадному крыльцу, а сзади. Сюда налево по улице, там ворота будут между подклетями. В них войдете, а дальше крыльцо.
– Идти через двери для дворни?! – возмутился княжич.
– А ты что, отрок, шестопером по голове получить торопишься? – доброжелательно поинтересовался третий караульный. – Это мы такие добрые, что разговоры разговариваем. Рынды же сперва повяжут, а уж потом спрашивать начнут.
Сему предупреждению Василий внял, свернул к «черным» дверям, но и там на крыльце уткнулся в стражу из нескольких крепких холопов в поддоспешниках. И да – у троих из десятка вместо сабель болтались на поясах палицы с железным навершием.
– Куда?! – решительно заступили они дорогу.
– Я княжич Василий Боровский, сегодня поставлен телохранителем Софьи Витовтовны, – уже не так гордо поведал новик. – Она ждет меня с людьми на пиру.
– Обожди! – и старший караула кивнул одному из бородачей: – Сходи, узнай.
Холоп ушел во дворец и исчез больше чем на полчаса. Однако вернулся он с вестями, сразу от дверей спросив:
– Так ты и есть тот самый отрок, коего воевода перед государем хвалил? Который един супротив всей татарской армии кинулся? Стряпчие сказывают, запомнился.
– Да, я! – Новик сделал было шаг вперед, но холоп загородил двери:
– А великой княгини на пиру нет. К себе удалилась.
– Но мне приказано явиться!
– На женскую половину мужчинам хода нет!
– Но мне приказано! – сорвался на крик Василий.
– Шершень, отведи его к дверям, и пусть дальше тамошние рынды голову ломают, – зевнул стоящий дальше всех ратник в войлочном поддоспешнике с шитьем на груди. – Коли про службу правду сказывает, то все прочее не наше дело. Видно же, что не тать.
* * *
Софья Витовтовна тем временем вернулась в свои покои, села в кресло перед слюдяным окном. Откинулась на спинку, положила руки на подлокотники и с наслаждением вытянулась, опустив веки. Ее тело наполняло блаженство. Память от недавнего наслаждения, от драгоценных ласк, полученных после столь долгой разлуки, от предвкушения новой сладкой близости.
Но самым приятным стало то, что никто в горнице не догадывался о ее грезах и не видел купания великой княгини в запретных мыслях и желаниях. Для всей свиты их госпожа просто отдыхала.
«Ах да, свита…» – спохватилась Софья Витовтовна и подняла веки:
– День был долгим, боярыни. Я устала. Переоденьте меня ко сну.
Свита засуетилась, помогла госпоже встать. Женщины стали снимать с великой княгини дорогие наряды и украшения, оставив токмо в одной шелковой исподней рубашке.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
