Или мне всё это снится?Там, где плещет пенный вал,Динозавры вереницейИз глубин спешат на бал.Вдоль по Брайтонскому пляжу,Не жалея стройных ног,Аллозавр в ажиотажеМчится в вальсе: прыг-скок-скок.В серебристом лунном светеТают лужи вязких смол,Бронтозавры в менуэтеОбольщают женский пол.Дремлют спящие красотки,В креозот погружены,Фаброзавры смотрят кроткоИскопаемые сны…Вдруг восстали из триасаИли, может, из юрыБалерины экстра-класса,Грациозны и шустры:На пуантах кружит чинноГрациозный диплодок.Баланчин* такой картиныИ вообразить не мог!Гром гремит, штормит в затоне –Овирапторы гурьбойПляшут в такт «Реке Суони»*По пути на водопой.Птерозавр пронёсся мимо,Тихо крыльями шурша;Молодые галлимимыБодро скачут антраша.Вертит в свинге разудаломТроодонку троодон.Ах! Улыбчивым оскаломСам тираннозавр пленён!Рассекают грудью воды,Мчат от битумных болотК танцплощадке тероподы:Объявили вальс-гавот!Как обвал на горном склоне –Па-де-де на тридцать тонн!Навернулся на поклонеСо ступеней астродон.Спинозавр и без пуантовКрутит пируэт тройной.Гроздья гнева – гимн гигантовПод растерзанной луной.Все они стяжали лавры:Гадрозавры с Аллеган,Йонкерские стегозавры –Как насчёт поднять стакан?Ящеры сопят натужно,Точно паровоз-молох,На ходу с брони кольчужнойСтряхивают крупных блох.Все спешат сквозь сумрак зыбкий,Продираются сквозь мглу:Ждёт тираннозавр с улыбкойВсех на званый пир к столу.Там, где плещется в болотеВековое забытьё,Топит горе в креозотеУдручённое зверьё.В битуме увязшим тушам,Канувшим в трясинный илДинозаврам-дорогушамРукоплещем что есть сил!«Эй, тираннозавры, браво!» –Критиков гремит хвала.Ящерам – почёт и слава,И гори огнём смола!
Туманная Сирена
Средь стылых волн, вдали от земли, мы каждый вечер ждали, чтобы пришёл туман, и туман сгущался, и мы смазывали медный механизм, и зажигали фонарь на высокой каменной башне.
Ощущая себя двумя птицами в сером небе, Макданн и я слали наружу направленный свет – красный, затем белый, затем снова красный: выискивать одинокие корабли.
А если они нашего луча не видели, так ведь всегда был наш Голос: громкий и гулкий рёв нашей Туманной Сирены пульсировал в ошмётках тумана, распугивал чаек точно рассыпанные колоды карт и вздымал высокие пенные волны.
– Одиноко тут, ну да ты к такой жизни уже попривык, правда? – спросил Макданн.
– Да, – согласился я, – слава богу, ты неплохой собеседник.
– Что ж, завтра твоя очередь развлекаться на Большой земле, – улыбнулся он, – танцевать с девушками и пить джин.
– Макданн, а о чём ты думаешь, когда я бросаю тебя здесь одного?
– О тайнах моря. – Макданн зажёг трубку. Стоял холодный ноябрьский вечер, часы показывали четверть восьмого, отопление уже включили, хвост света хлестал в двухстах направлениях сразу, в длинном горле башни клокотала Туманная Сирена. В радиусе ста миль от побережья не было ни городка, лишь одинокая дорога тянулась через безжизненные земли к морю: по ней проезжали одна-две машины. А дальше – две мили холодной воды до самой нашей скалы да редкие корабли.
– Тайны моря, – задумчиво повторил Макданн. – А ты знаешь, что океан – самая здоровенная в мире снежинка, чёрт его дери! Он бурлит и зыбится тысячами форм и красок – и все разные. Удивительно. Однажды ночью, много лет назад, я сидел тут один – и вдруг все рыбы морские поднялись к поверхности. Что-то пригнало их сюда, в залив – они вроде как дрожали и глядели, как свет маяка меняется над ними с красного на белый, с белого на красный – я даже их странные глаза различал. Прямо мороз по коже. Они развернулись словно павлиний хвост, они всё прибывали и прибывали, пока не настала полночь. А затем совершенно беззвучно скользнули прочь: целый миллион рыб раз – и исчез. Я вот думаю, может, в каком-то смысле, они приплыли за столько миль вроде как поклониться святыне. Удивительно. Но ты только представь себе, какой им видится наша башня: воздвиглась на семьдесят футов над водой, заявляет о себе чудовищным голосом, и от неё исходит свет Господень. Эти рыбы, они больше не возвращались, но, может, какое-то время им чудилось, будто они пред ликом Божиим?
Я поёжился. Я выглянул в окно – протяжённая серая лужайка моря уходила в ничто и никуда.
